"Честер Андерсон. Десять лет до страшного суда (роман)" - читать интересную книгу автора

исповедальном зале Храма. Его один раз допрашивали, еще в те времена,
когда он был законопослушным и респектабельным поэтом, и после этого ему
никогда не удавалось забыть эти впечатления, хотя священники и были
достаточно осторожны, чтобы не оставить никаких следов на его теле, а
впоследствии даже принесли ему свои извинения. Это было куда хуже, чем
Ласковое Наказание Матери, которое представляло собой самое заурядное
бичевание.
- Пожалуйста, садитесь на стул, Хард, - произнес голос в темноте.
Этот голос принадлежал не Джону, а кому-то другому, Мать его знает кому.
Неуклюже управляясь со своим разбухшим от обжорства телом, Хард сел.
- Хард Гар-Олнин Саарлип, - послышался другой голос, - правда ли это,
или нет, что ты убил прошлой ночью двух знатных подданных Лиффа? Отвечай -
да или нет?
- Ну... как бы это сказать... - нервно заерзал Хард. - Я полагаю, что
недоразумение, случившееся прошлой ночью, может рассматриваться именно в
таком аспекте. Да. - Теперь, когда он сам четко сформулировал свою вину,
он уже не ощущал себя так благодушно. У него вдруг появилось сильное
желание оказаться где-нибудь в другом месте.
- Хард Гар-Олнин Саарлип, убийца благородных дворян, - послышался
бас, более глубокий и страшный, чем второе пришествие; очевидно, это был
голос доктора. - Не забыл ли ты случайно, что я, Тарн Гар-Террэн Джеллфт,
являюсь посвященным в духовный сан Герцога Лиффа?
Все, что недавно съел Хард, вдруг стало камнем в его желудке.
- Клянусь вам, Ваша Милость, - взмолился он, - то сущею ошибкой было
все; причиной же такого ослепленья была ночная тьма, что мне затмила взор
и так смутила разум, что этих благороднейших людей по простоте своей
душевной я принял за грабителей из черни, напавших под покровом темноты на
благороднейшего Лорда Джона! О Преподобнейший милорд, молю вас, мне
поверьте, что я считал, что защищаю... - его пересыпанная анапестовыми
ритмами тирада вдруг оборвалась; поэт сник и продолжал сидеть неподвижно в
полной тишине на безжалостно освещаемом стуле; ему было слишком жарко и в
то же время его бил озноб; пот скатывался ручьями по его щекам; он с
ужасом ждал, что вот-вот в комнату войдут Гвардейцы, схватят его и
поволокут в Объятья Матери.
Чем дальше, тем напряженность возрастала все больше и больше; Хард
почти физически ощущал, как она давит на его плечи; и вот, когда он был
уже на грани истерики, тишина была нарушена. И хотя Хард едва ли был
склонен к ощущению радости в таком положении, тем не менее он в какой-то
степени обрадовался этому. Несмотря на то, что у него практически не
оставалось никаких шансов на спасение, ему все же не хотелось терять
присутствие духа перед лицом этих ненормальных людей. Во имя сохранения
собственного достоинства он не мог позволить себе опуститься до такой
пошлой вещи, как истерика.
Голос, нарушивший тишину, принадлежал Джону.
- Успокойся, сынок, - сказал он, и голос его был наполнен добротой. -
Мы вовсе не собираемся передавать тебя в руки гвардейцев.
Из-за неожиданно обрушившегося на него счастья Хард самым постыдным
образом зарыдал.
- Мы просто хотели, чтобы ты наверняка знал, что тебя ждет. Но пусть
тебя это не беспокоит. Теперь нам бы хотелось объяснить тебе некоторые