"Федерико Андахази. Милосердные" - читать интересную книгу автора

- Я сказал, что со мной все в полном порядке. Продолжим чтение.
Мэри подчинилась и села за стол. Байрон, опасаясь нового припадка у
своего друга или, что было бы еще хуже, у секретаря, полагал, что во
избежание бед лучше завершить собрание. Он находился в затруднительном
положении. Надо было найти соломоново решение. Если он прекратит чтение, то
оскорбит Шелли, а если продолжит, сделав вид, что ничего не случилось, то
рискует вновь увидеть полет своего секретаря из окна. Внезапно лицо Байрона
просветлело. Он предложил разойтись, но при условии, что каждый из
присутствующих, вдохновившись только что прочитанным отрывком из Колриджа,
обязуется сочинить рассказ в фантастическом духе. Через четыре дня, ровно в
полночь, они снова соберутся с тем, чтобы каждый огласил свое сочинение.
Сам того не сознавая, Байрон вызвал своего секретаря на самую
беспощадную из дуэлей: беззащитный и неопытный, Полидори не имел ни
малейшего шанса одержать победу в поединке со столь умелым противником.

2

Четыре часа провел Джон Полидори один на один с листком бумаги, который
упорно оставался чистым. Он окунал перо в чернильницу, ерзал на стуле,
вставал, ходил по комнате из угла в угол, поспешно возвращался к столу, как
если бы только что поймал верную и точную фразу, которой можно было бы
начать рассказ, но когда наконец собирался излить ее на бумагу, то
оказывалось, что чернила на кончике его пера уже высохли. А к тому времени,
когда он заканчивал удалять пленку, которая образовывалась на поверхности
чернильницы, фраза испарялась, столь же летучая, как винные пары. Сцена
повторялась снова и снова, как в дурном кошмаре. Джон Полидори знал, что у
него есть сюжет, что он находится рядом, под рукой. Однако по причинам,
которые можно было бы квалифицировать как чисто бюрократические и не имеющие
никакого отношения к его таланту, он никогда не мог переступить порог,
отделявший res cogitans его богатого воображения от жалкой res externa
бумаги. В конце концов, он возненавидел самое субстанцию этого листка.
Трудность заключалось в одном и ни в чем другом: почему такой дух, каким
наделен он, обитатель горнего мира высших идей, должен спускаться в дольний
мир бумаги? Истинный поэт не нуждается в том, чтобы оставить след или
свидетельство того невыразимого духовного опыта, каковым является Поэзия.
Пребывая в этом убеждении и предчувствуя, что очень скоро кто-нибудь решит
за него эту - так сказать - "техническую" проблему, Джон Уильям Полидори,
сжимая в руке перо, заснул глубоким сном за письменным столом.

3

Сквозь жалюзи начал просачиваться бледный утренний свет. Джон Уильям
Полидори проснулся, потому что у него онемела рука, а позвоночник пронзала
острая боль. Он распрямился, вытянул ноги, закинув их на стол, и заснул бы
снова, если бы его внимание не привлекла одна деталь: он не помнил, чтобы
закрывал жалюзи. Сначала он подумал, что решетки развернула буря, но,
приглядевшись, решил, что как бы сильно ни дул ветер, это еще не объясняет,
почему шпингалет аккуратно задвинут. Полидори автоматически перевел взгляд
на светильник. Как он и ожидал, рядом с подсвечником лежал черный конверт с
пурпурной печатью, в центре которой была выдавлена буква L . Впервые он