"Федерико Андахази. Милосердные" - читать интересную книгу автора

Читая, секретарь угрюмо расхаживал вокруг стола. Чтобы придать своим
словам еще больше веса и убедиться в том, что желаемый эффект достигнут, он
хитро поглядывал на аудиторию. Да, он полностью завладел ее вниманием.
Намеки на присутствующих были столь тонки, что, если бы кто-нибудь вздумал
оскорбиться, то выглядел бы полным идиотом.
Обрей - читал Полидори, пристально глядя в глаза Шелли, - распластался
на кровати , терзаемый жестокой лихорадкой , и в приступах бреда призывал
Корда Рутвена - в этот момент он перевел взгляд на Байрона - и Янте - теперь
он смотрел на Клер. Иногда он принимался молить своего старого приятеля по
путешествиям , чтобы он простил свою возлюбленную...
Под изумленными взглядами своих слушателей, никем не перебиваемый,
Полидори дочитал рассказ до конца:
...Корд Рутвел исчез , а кровь его несчастной спутницы утолила жажду
вампира.
Секретарь закрыл тетрадь. Воцарилось гробовое молчание, сотканное из
страха, удивления и уважения.
- Что ж, мне не терпится услышать ваши рассказы, - сказал он.
Байрон поднялся, собрал свои листки и бросил их в огонь. Клер и Шелли
последовали его примеру. Тогда Мэри раскрыла тетрадь и приготовилась читать.
В тот самый момент, когда она собиралась огласить название, Джон Полидори, с
нарочитым безразличием и явным намерением оскорбить, перебил:
- Вынужден извиниться, но я поднимусь к себе. Меня ждут важные дела.
В тот момент, когда он закрывал дверь своей комнаты, ему послышалось,
что Мэри произнесла слово Франкенштейн. Он решил, что ослышался и от души
рассмеялся.

8

Джон Полидори был самым счастливым человеком на свете. Как только он
приедет в Лондон, сразу же отнесет издателю Байрона - ничто другое так не
унизит его Лорда - рукопись Вампира. Однако ему внезапно пришло в голову,
что текст, которому предстоит открыть новые горизонты, несмотря на свою
гениальность и мрачную яркость, слишком невелик, чтобы его имя снискало
бессмертную славу. Нет, сказал он себе, разглядывая тощую папку, едва
насчитывавшую пятьдесят страниц, один рассказ, каким бы утонченным,
оригинальным и новым он ни был, не шел ни в какое сравнение с сочинениями,
ну, взять хоть его Лорда. Можно представить, какие шуточки будет отпускать
Байрон по поводу Собрания сочинений своего секретаря.
Полидори овладело уныние, более глубокое, чем озеро, на которое он
сейчас смотрел из окна. Он попытался заглянуть за косую завесу воды, которая
нескончаемым потоком падала с небес, и разглядеть маленький огонек на
вершине горы. Однако сигнала не было видно. С отвращением к самому себе он
подумал, что готов отдать все что угодно в обмен на новую книгу.
Джон Полидори с нетерпением ждал какого-нибудь знака от своего
соавтора. Однако в течении трех последующих дней Анетта Легран не подала ни
единого признака жизни; она исчезла с той же таинственной внезапностью, с
какой появилась. Джон Полидори, алчущий славы, был готов отдать до последней
капли свою жизнетворную субстанцию, лишь бы получить новые истории. Разве не
принято заносчиво твердить, что книги - дети своих авторов? Тогда почему не
признать отцовство в отношении тех произведений, которым он в прямом смысле