"Федерико Андахази. Фламандский секрет" - читать интересную книгу автора

глаза, чувствуя неловкость и вину, и комично пытались уступить друг другу
дорогу - чтобы только не допустить малейшего телесного контакта. Они почти
не отваживались говорить друг с другом. По ночам Франческо Монтерга
запирался в библиотеке и не покидал ее до зари. Веки его были воспалены, а
под глазами появились тяжелые мешки, полные сна, которого ему не хватало
ночами.
Со своей стороны, Хуберт ван дер Ханс держался так, как будто недавние
происшествия его не касаются. Однако его преувеличенное, почти театральное
безразличие несомненно свидетельствовало о глубокой озабоченности, которую
фламандец скрывал под маской равнодушия. Он работал без передышки с рассвета
до наступления темноты; дожидаясь, пока высохнет темпера на одном полотне,
молодой художник приступал к изготовлению цинковых красителей, а пока состав
очищался от шлаков, булькая в котелке на медленном огне, начинал набросок
углем на новом холсте. Когда темпера подсыхала, он накладывал новый слой и
тут же бросался снимать котелок с огня, прежде чем жидкость начнет
приставать к днищу. Лицо его из бледного превратилось в прозрачное; он не
ходил, а передвигался длинными неуклюжими скачками, словно голенастая птица;
он успевал повсюду, вечно занятый своими неотложными делами. Однако,
казалось, за этой необузданной активностью тоже скрывается нечто иное:
всякий раз, когда Франческо Монтерга покидал библиотеку, удостоверившись,
что дверь надежно заперта, его фламандский ученик давал учителю время отойти
подальше, а потом, никем не замеченный, осторожно крался вдоль узкого
коридора и много раз дергал ручку двери, очевидно, в надежде, что она
все-таки осталась открытой. Если Хуберт слышал какой-то шум, он удалялся
своей скачущей походкой и, словно ничего не случилось, возвращался к своим
лихорадочным занятиям.
В самом темном углу мастерской стояло около десятка картин,
незавершенных или испорченных, предназначенных для того, чтобы писать поверх
них новые. Среди этих картин выделялся неоконченный портрет молодой дамы. По
каким-то странным причинам никто не решался писать поверх этого забытого
полотна. Портрет представлял собой всего лишь нарисованный углем набросок с
несколькими пробными мазками краской.
Хотя на картине даже не были прорисованы все черты, от нее веяло
волнующей красотой. Фатима была изображена стоящей в центре комнаты, по
своим размерам напоминающей мастерскую Франческо Монтерги. Однако ни
меблировка, ни убранство помещения не соответствовали обстановке, в которой
работал художник. Этот набросок был действительно сделан в его мастерской,
но Жилберто Гимараэш заказал написать интерьер, напоминающий супружескую
спальню португальской четы. Точка зрения наблюдателя располагалась не прямо
по центру, а была чуть смещена к левому краю картины. На дальней стене можно
было различить очертания зеркала, в котором, несмотря на незавершенность
линий, отражалась расплывчатая фигура, скорее всего - Жилберто Гимараэш.
Свет падал из окна на правой стене, створки которого были слегка прикрыты.
На подоконнике стояла ваза с мелкими желтыми цветочками. Пониже зеркала
виднелась скамеечка, на которой, словно по забывчивости, оставалась корзина
с фруктами. В левом углу картины художник поместил край кровати с высоким
балдахином, поднимавшимся до самого потолка; сверху свисала занавесь
пурпурного цвета. На Фатиме было платье из зеленого бархата, его длинный
шлейф ложился складками на квадратики дубового пола, такого же, как в
мастерской флорентийца. В руках женщина держала нечто напоминающее четки.