"Михаил Анчаров. Козу продам" - читать интересную книгу автора

казенного солдатского белья. У меня с ним были связаны плохие воспоминания.
Я не знаю, какое оно сейчас. Повторяю - оно бывает разное. Но тогда оно было
такое: белая полотняная рубаха с завязочками у горла и кальсоны с
завязочками на щиколотках. Прекрасное белье. Ни одной пуговицы.
Правила языка придумывают безграмотные люди. А докторские диссертации
за оформление этих правил получают отдельные посторонние ловкачи.
Горький в статье о Есенине приводит две его строфы, но не такие, какие
может петь с эстрады дама средних лет в кокошнике, а такие, которые никто,
кроме Есенина, написать не смог бы. Вот они:
Первая:

"Хорошо бы, на стог улыбаясь,
Мордой месяца сено жевать".

И вторая:

"Изба-старуха челюстью порога
Жует пахучий мякиш тишины".

Я берусь на каждую из этих строк написать по диссертации, которые будут
ничем не хуже остальных. Но беда в том, что они будут и ничем не лучше. А
тайна воздействия этих, строк так и остается тайной. Ну и оставим ее там же,
где ей и быть надлежит.
А правда, наверное, хорошо бы, на стог улыбаясь, мордой месяца сено
жевать. Но - увы - это невозможно.
Степь... Степь...
А почему это невозможно? А потому, что Америку не только открыли, но и
истребили индейцев, у которых развитие шло совсем другим путем. То есть
вместе с индейцами истребили и другой путь развития. И произошла страшная
подмена. А теперь мы ждем, на сколько еще лет - 20 или 30 - осталось воды и
воздуха в биосфере, когда мы без всяких атомных войн можем однажды не
проснуться.
Я об этом говорю, потому что нахожусь под впечатлением от одной
экологической лекции, которую слушал на одном Докучаевском семинаре.
Выступал ученый человек и рассказывал все, как есть и что будет.
Я в медицине не понимаю ничего, остолоп. А уж в народной медицине
"хета", как говорят японцы, бездарь.
Когда мы на "виллисе" наехали на мину, никого не убило, но нас подняло
и рвануло об землю, об битое стекло. Так... порезы кое-какие... Но после
этого я четыре дня не говорил. Потом стал говорить, но голова болела дико,
хотя, по-моему, я головой не приложился. А потом замечаю: голова
разламывается от любого шума. Танк по улице проедет, а меня скручивает.
Какие тогда были лекарства? Ну, анальгин, ну, пирамидон, я и сейчас не знаю,
какие. Не проходит, мать его!
Тогда мне наш переводчик сказал: "Сходи к китайскому доктору, он
по-другому лечит".
Привел меня переводчик в китайскую аптеку. Темно и, по-моему, грязно.
На потолке сушеные стебли висят и какая-то здоровенная сушеная ящерица или
крокодил, что вряд ли. Ну сказал, голова болит все время, переводчик кое-как
перевел, а доктор меня за руки держал, за запястья, и все смотрел на меня