"Михаил Анчаров. Этот синий апрель (Повесть)" - читать интересную книгу автора

привязанный, глядя на тугую спину, синие галифе и поблескивающие чистые
сапоги.
Это было настоящее. Это была настоящая мальчишеская дружба с первого
взгляда.
Гошка ничего не знал об этом человеке, но понимал, кто он такой. Он
настоящий.
Гошка всю жизнь хотел только настоящего, и это было у него главное,
если не вовсе единственное положительное качество. Так он считал.
Что он вкладывал в это слово, он и сам не знал. Только все ненастоящее
казалось ему декорацией - все равно как нарисованное небо в кино.
Однажды Гошку привезли на киностудию и через какие-то гаражи и лестницы
провели в желтую комнату, и там был стол со стеклянным окошком, а сбоку
колесо с ручкой.
- А для чего окно? - спросил Гошка.
- Господи, да стой же ты, стой, - сказал веселый Гошкин дядька,
кинематографист. - Сергей Сергеевич, присмотрите за ним.
Дядька привел в комнату двух красивых женщин. Одна из них была Гошкина
мама, а другая тоже была Гошкина мама, но только не из жизни, а из будущего
фильма про героического мальчика и про гражданскую войну. Женщины смотрели
друг на друга и улыбались.
Мама из фильма протянула руку и хотела погладить Гошку по голове, но он
успел увернуться.
Мама из жизни вздрогнула и тоже протянула руку погладить, но Гошка
опять не дался. Он тогда еще не любил этого.
Когда актриса вышла, мама сказала:
- По-моему, эта актриса не подходит на роль матери.
Дядька ответил:
- Она то же самое сказала о тебе.
А Гошке уже строили суконную черкеску и перешивали белую текинскую
папаху с рыжей подпалиной, он уже держал в руках кинжал, слонялся по студии
и видел раздражающие чудеса - рояли, не издавшие ни звука, каменные стены
крепостей, которые можно было проткнуть ботинком, и седую улицу белых
украинских мазанок, которые он так любил.
Глиняные полы, плетни с горшками па кольях, месяц над черными тополями,
мягкая пыль дорог и ветряки на косогорах, солнечная запруда у мельницы в
селе Звонковое-Сподарэць, где в золотой жаре, гудении шмелей и треске цикад
он две недели ловил плавную бабочку махаон - бархатное виденье, -
пролетавшую над полосатой от теней дорогой, по которой он однажды дошел до
станции, и бабочка махаон ушла к солнцу, и загудели рельсы, и к станции
подползла тяжкая громада бронепоезда. А потом на деревянном настиле между
рельсов красноармейцы лупили "Яблочко" под гармошку, а над стволами коротких
пушек дрожал раскаленный воздух, как будто за горизонтом бой и летят потные
лошади и пулеметы на бричках, как на желтых фото у отцовских приятелей, и
как будто это все давным-давно, и нет еще солнечной запруды у мельницы, где
в белой пене целыми днями ныряют сельские ребята. А за запрудой была стоячая
водяная гладь с травяными островами, и уже при первых звездах оттуда тянули
хлюпающее чудовище, сома-гиганта, который глотал курей и собак и
переворачивал долбленки рыбаков, и на утреннем прохладном базаре в рыбном
ряду его рубили на пласты и торговали сомятиной, и белые мазанки сверкали
голубыми рассветными окнами, и сельская улица петляла вдаль, вдаль, к самому