"Михаил Леонидович Анчаров. Страстной бульвар (Повесть)" - читать интересную книгу автора

кончил минное училище. В общем так. Москвич коренной, в третьем колене. Мама
жива, отец погиб под Новороссийском, квартира коммунальная, сосед Мызин -- с
отцом воевал в десанте, сейчас повар. В общем так. Сейчас его, Жигулина,
переводят на новое место назначения, проездом через Москву. Разминировать
Европу, ясно? В общем так. Правильно, что от этой бабы удрала, раз
москвичка -- должна жить и Москве, родня в Москве есть?
-- Полно, -- сказала Валя. -- Одних тёток три штуки. Брат двоюродный,
родной скоро демобилизуется.
И стала реветь. А знаете, когда молодые ревут, это очень трогательно, а
тебе ещё всего двадцать два, ты на войне жив остался и едешь Европу
разминировать, а тут тебе красивая сирота на шею бросается, тут и у совсем
умного голова кругом пойдёт, а не только у такого дурака и гуся, каким тогда
был Жигулин Санька, лёгкий человек, отличник боевой и политической
подготовки, а до этого -- в школе отличник, да не зубрила-мученик, а просто
всё легко давалось: и дружба, и учёба; а до этого -- отличник детского сада:
хороший мальчик, и маму слушает, ну просто напоказ ребёнок, и ест всё, что
дают, и посуду за собой убирает; а до этого -- какая красивая молодая пара в
наш дом въехала, он -- преподаватель бронетанкового училища, а она -- там
же, в медпункте, работает, сейчас в положении, наверное, ребёнок будет
красивый...
Ребёнок родился красивый...


...Жигулин очнулся и посмотрел на часы. Что-то затянул Толя своё
выступление. Такой трус, зубы боится вставить! Шамкает, шамкает,
прошамкается, что придётся всю челюсть вставлять. Стыдно, молодой парень,
сорок четыре года, сколько же было Жигулину, когда он в Москву приехал после
войны? Двадцать два -- вдвое меньше... Ну что эта дама меня разглядывает?
Лысину, наверное, заметила... Гляди -- ты б на меня тогда посмотрела, когда
я перед Москвой брился и в зеркале золотой погон видел со звёздочкой, ха,
ничего мальчик был, мальчик был как надо, женщины в эшелон кидались, умоляли
взять их с собой. Москвички.
Жигулин поднял голову и глядел вслед этой женщине, которая пробиралась к
выходу, интересная женщина, между прочим, конечно, не выдержала шамканья
Толи, ах, нет, это уже профессор Гудков выступает, просто душно ей стало
или, наоборот, холодно. Холодно и душно... Вот так. Слава богу, что ещё
курить не запретили.
Жигулину стало холодно и душно, но он её не узнал. Нет. И стал думать о
тех древних временах, не понимая, что неспроста он об этом думает, а что она
рядом прошла, та чудачка, и смотрела на него сбоку, тоже стараясь его
вспомнить и всё больше забывая, так как перед ней был не тот Жигулин, а
этот. А может, и прежний казался ярким только на полустанке. Как узнать,
когда полжизни прошло, а спросить некого.
А дальше что было? А дальше было вот что...


...Они прибыли в Москву ранним утром и на вокзале распрощались. Вообще
то не на вокзале, а на Страстном бульваре. Когда они на вокзале прощались,
Санька спросил её, а где она-то в Москве будет жить? И выяснилось, что у
брата своего, который живёт недалеко от Страстного бульвара. Опять