"Михаил Леонидович Анчаров. Страстной бульвар (Повесть)" - читать интересную книгу автора

жительства -- квартира у заведующей этим буфетом Клары Емельяновны... Надо
удирать отсюда в Москву, в Москву, в Москву... Там Москва, там всё своё...
Здесь болото, здесь всё чужое... Клара уже начала смотрины устраивать,
приезжал гладкий человек из Оренбурга, обедал с привозной водкой, и, когда
Валя выходила с посудой, она слышала слово "ягодка".
-- Водка нужна? -- глядя в сторону, спросила она у младшего лейтенанта.
-- Нужна, -- сказал он и стал разглядывать её внимательно.
А потом солдаты плясали на дощатом перроне, а она стояла рядом с ним и
смотрела.
А потом Клара влезла на выступ станционного здания, чтобы смотреть через
головы на пляску и на аккордеониста, и не удержалась, и, чтобы не упасть,
ухватилась за Валину голову да так и стояла, а пухлая ладонь с обручальным
кольцом всё скользила по голове Вали, и пальцы норовили вцепиться в нос.
Тогда Жигулин сказал:
-- Мадам, а не пошла бы ты... -- И нехорошо выругался. И за подмышки
снял Клару с выступа на землю.
-- Ой-ой-ой, -- сказала Клара, отступая, -- такой красивый офицер, а
ругается...
-- Так ведь самогон был плохой, -- сказал Жигулин, придерживая Валю. --
В голову ударило...
-- Не знаю никакого самогона, -- сказала Клара. -- Валька, домой!
-- А ну брысь, -- сказал Жигулин, -- я за ней ухаживаю... Жигулин
Александр Александрович. Валя, а как вас по отчеству?
-- Валя, а по отчеству Михайловна. Я тоже из Москвы.
Солдаты оттеснили Клару, и она издали таращила глаза. Может и избить.
Уже два раза проделывала этот номер. Вот стоит Валя, восемнадцати лет, без
роду без племени, школу почти кончила, на белом свете нет никого, и каждый
при ней выругаться может, потому что она самогонкой торгует, и Клара может
её избить, а эшелоны идут и идут, мир потому что уже два года, и надо что-то
делать, а если не случилось ещё чего, то, слава богу, Клара -- заступница:
"Отойди, не по тебе товар. На неё из Оренбурга заглядываются".
Ударил колокол. Команда: "По вагонам!"
-- Ну, прощай, курносая! -- сказал младший лейтенант Жигулин. --
Приедешь в Москву -- заходи. Жигулин А., угловой дом у Страстного бульвара.
Спросишь Саньку Жигулина -- всякий скажет... Слушай, да ты красавица...
Только сейчас разглядел.
А поезд тук-тук... Колёса тук-тук... А корзина тяжёлая, а щебёнка босые
ноги режет...
-- Проща-ай! -- кричит паровоз.
Как она бросила корзину, как побежала за последней подножкой, как
навстречу стрелка летела, как уцепилась двумя руками и одна сорвалась, как
втащили её на подножку, а стрелка промахнула мимо, и белые глаза, и тяжёлое
дыхание...
-- А ну, чешите все отсюда! -- сказал старшина.
И они остались на площадке с Жигулиным, мальчиком совсем, младшим
лейтенантом.
-- А паспорт у тебя есть? -- басом спросил он.
-- Есть, -- сказала она и полезла за пазуху.
-- Не надо, -- сказал он и отвернулся.
В общем так. Он последние два года служил на Дальнем Востоке сапёром,