"Анатолий Ананьев. Танки идут ромбом (про войну)" - читать интересную книгу автора

особенно потом, когда взошло солнце и всем стало ясно, что немцы сегодня
уже никакого наступления предпринимать не будут. О немцах с усмешкой
сказал:
- Как девицы: и охота, и боязно...
А встреча с командующим вызвала у него новую бурю чувств. Ватутину позиции
понравились; уезжая, генерал сам сказал об этом. Правда, заслуги Гривы в
строительстве оборонительных сооружений невелики - руководили армейские
инженеры, - но похвалы генерала он полностью принял на свой счет и оттого,
сияющий и, как всегда, суетливый, приказал немедленно созвать командиров
рот, а когда те явились, велел начальнику штаба объявить им благодарность.
Потом каждому пожал руку.
По такому торжественному случаю, Грива почувствовал, нужно было произнести
речь, и он уже, вскинув голову, сказал первое: "Товарищи!" - но его срочно
вызвали к телефону. Никто не слышал, с кем и о чем говорил он, но когда,
еще более сияющий и возбужденный, вернулся в комнату к офицерам, все
поняли, что получена какая-то приятная новость.
- Ну, товарищи. - Грива откашлялся. Маленькие глазки его весело пробежали
по лицам офицеров, - Майора Гривы у вас больше нет!
- Переводят? - догадался командир первой роты, между прочим тоже считавший
себя претендентом на должность комбата.
- Да, переводят, - подтвердил Грива, не скрывая радости. - Сегодня же
приказано сдать батальон и явиться в распоряжение штаба дивизии.
- И уже известно, кто вместо вас будет? - спросил все тот же командир роты.
- Капитан Го... Го... Горохов или Горошников. Кажется, все же Горошников.
Все невольно посмотрели на Пашенцева.
- Уже выехал, - продолжал между тем Грива, - через час-два будет здесь.
Откровенно, товарищи, мне жаль расставаться с вами, но тут я, как
говорится, неправомочен ничего решать. Хотелось в бою побывать с вами, но
- что поделаешь? - не судьба. Закуривайте, капитан, закуривайте, - все тем
же довольным тоном сказал майор, заметив в руках Пашенцева папиросу. -
Курите, товарищи офицеры, - снисходительно добавил он, уже обращаясь ко
всем. - Я ничего не имею против. - И он принялся старательно вытирать
давно уже вымокшим носовым платком потную шею и лысину.


ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Вернувшись из штаба, Пашенцев снял сапог и начал растирать синеватый и
загрубелый рубец старой раны.
Утром он получил письмо из дому и теперь, оставшись наедине с собой, снова
вспомнил о нем. Письмо обычное, как все предыдущие, какие он получал от
жены, и только в конце было приписано несколько строчек о Сорокине,
которого Пашенцев знал еще по совместной службе в Киевском военном округе.
Жена писала, что Сорокин уже стал полковником, что приехал в город по
каким-то служебным делам и что она на время уступила ему комнату. Какую?
Кабинет, конечно, какую же еще! Вероятно, так было нужно, вероятно, в
гостинице не хватило мест, так утешал себя Пашенцев и все же испытывал
неловкость оттого, что там, дома, в его кабинете, находился чужой человек,
сидел за письменным столом, спал на той самой кушетке, на которой Пашенцев
сам любил полежать с газетой в руках. Пашенцев думал, что ему неприятно