"Александр Амзин. Дерево" - читать интересную книгу автора

Hо постепенно город брал своё. Я даже прожил пару лет в каком-то
мрачном оцепенении, представляя себе, как стекло и бетон побеждают
древесину, а иногда - и желая этого, потому что мания достигла того
порога, когда я уже не мог сидеть спокойно за деревянным столом.
Приёмы, встречи, вечера, конфетти кружатся перед глазами, а я забываю
всё больше и больше - совсем как дикарь, которого вырвали в механическую
уборную ради того, чтобы научить "делать все цивилизованно", а потом с
шумом и смехом бросили обратно - и теперь этот бедолага ищет бумагу и
жидкое мыло, а в выступах на стенах пещер видит аппараты для сушки рук.
Я получил это и много больше, чем это. Где-то внутри меня плавил ещё
огонь, и я считал, что он потухнет под слоем этого ежедневного пепла, а он
взорвался неожиданно и комедийно - во время вылазки в какой-то музей.
Моя жена сказала:
- Этот музей основали астрономы. Всякие астрономы, а в особенности те,
у кого ещё остались телескопы.
Я и представить не мог, что бывают астрономы без телескопов.
- Бывают, душа моя, - засмеялась моя жена. - Видишь, какой смог в
городе?
Какая уж тут астрономия.
Картины звёздного неба не очень взволновали меня, впрочем, как и
обязательные пожертвования в фонд строителей орбитальных телескопов - не
знаю, что это за штука, но надеюсь, что она поможет астрономам в
наблюдениях. Правда, звёздное небо что-то напомнило мне. Что-то давно
забытое. Я остановился и щёлкал пальцами, пытаясь вспомнить, но мысль
причудливо извивалась и ускользала.
Следующим был зал планетоидов и астероидов. Там ещё много было написано
со словами, заканчивающимися на "-оиды", но зрелище испещрённых,
изборождённых астероидов необычайно меня взволновало. Мысль. Темнота. Я
маленький и сижу на корточках. Звёзды. Изборождённые звёзды. Hет, не так -
по привычке я дощёлкал тактов десять и ступил в следующий зал.
И в нём увидел великолепную лунную сферу, вероятно, картонный макет,
сделанный чьими-то заботливыми руками, погружённый в полумрак с таким
расчётом, что можно было заметить только серп - освещение каждую минуту
менялось, и серп рос, и плыл по тёмному ночному небу. Я подошёл ближе,
чувствуя биение мысли. Весь шар был неровен, он был похож на вздыбленную
океанскую гладь. Я прочитал - "Море Спокойствия" и задрожал. Вздыбленное
море. Море и шторм. Я сижу на корточках, и земля мягка. Я поднимаю голову,
и резные листья, тёмная масса, вся крона - простреливается светом звёзд. И
мерцает кора. Стоит вечное лето. Вечное.
Я не вспоминал про дерево целый месяц, а тут я увидел его так же живо,
как тогда, в первый раз, с той лишь разницей, что повторное узнавание ещё
сильнее обожгло меня.
Hазавтра я выехал в Окольное.
По-осеннему жухлая, но живая трава обступила камень - значит, он всегда
здесь врастал в землю.
Один из поворотов, который не совпал в моей памяти.
- А где дерево? - спросил я у водителя.
Я должен был убедиться, что дерево существует.
Если не существует холма, но есть камень - если двухэтажки давно
перестроили в девятиэтажные коробки, если дорога память; где мой