"Александр Амзин. В ночи" - читать интересную книгу автора

что всех она кинула и никогда Германа не любила, а, может, любила, но не
смогла ему простить того, что он полностью зависит от этих снадобий.
А он ведь уже зависел. Три раза в день смеси и порошки, слежка за
давлением - какой-то доктор считал, что определяющим фактором является
именно давление этого кофеинщика.
Герман меня никак не встретил. Он очень внимательно смотрел телевизор.
Так смотрят телевизор дети и умственно неполноценные взрослые люди. Лера,
перед тем как передать ключи, сказала, что врач, который тут был, отвёл её
в сторону и говорил про деградацию, но она деградации не замечает, хоть и
боится - слово это страшное, а я глядел на неё и удивлялся, что она так
постарела и изменилась; уже, несомненно, пила, причём вдоволь, ей можно
было не опасаться. Она посмотрела на меня и сказала, что я очень милый, но
в глазах я прочитал злобу. Лера отвернулась, заплакала и ушла, а вдалеке
хлопнула дверь.
Тогда Герман заговорил.
- Ты когда-нибудь разговаривал с эпилептиками? Hет, не разговаривал.
Ты, возможно, и не знаешь, сколько нас. Одних "больших" - считают до пяти
процентов. Тут врач приходил, Лера тебе, конечно, сказала. Он дурак, этот
врач, он считает, что если я буду каждый день корчиться здесь, блевать в
тазик, закатывать глаза, то он сможет сказать: "Видите, типичная
деградация". Без его рыла я знаю, что такое деградация.
Эпилептики питаются общением. Мы похожи на прохудившиеся вёдра, - если
долго не используем знания, они исчезают. Я не так давно закатил отличную
истерику...
И так вот он меня лечил и пять минут, и десять, говоря то "я", то "мы",
то "вы", затем он осёкся.
- А ты пришёл, чтобы меня здесь похоронить. Точно.
Корявый палец его указал на меня. Заметно было, что рука дрожит по всей
длине.
- Я знаю, как это будет. Возможно, я спячу от этих приступов, возможно,
приступы возьмут своё, будут нарастать, а однажды, - и я знал такого
человека - я буду валяться со сжатыми зубами дни и ночи напролёт, а ты не
сможешь даже дать мне пожрать.
Понятно, конечно, Герману было неловко, он хотел, чтобы я ушёл, не
хотел больше врачей, вообще никаких знахарей, всё, что его интересовало -
ночь снаружи и гул внутри его тела.
Приступы начинаются у него ближе к вечеру, к ночи. Он их не помнит, но
отшучивается, - говорит, что было отлично. Hикакой смертью тут, конечно,
не пахнет. Иногда сумасшествием пахнет. Я нашёл у него остатки библиотеки.
Хорошая была библиотека, только вся какая-то однобокая - про ЛСД,
психические болезни и правила оказания первой помощи. Герман понял моё
недоумение, засмеялся, ведь до вечернего приступа оставалось ещё часов
пять - время шло к шести вечера:
- Знаешь, что такое аура?
Я пожал плечами.
- Перед приступом ты чувствуешь ауру. Так её называют врачи.
А на деле это означает, что тебе нет нужды тратиться на ЛСД и прочую
шелуху. Однажды в метро на меня накатило, и я думал, что сейчас будет
большой, очень большой вал, но легко отделался...там людей было...и вдруг
я один.