"Павел Амнуэль. Зеленый луч" - читать интересную книгу автора

сейчас или завтра...
- Лиззи! - с легко различимым страданием в голосе произнес сэр Эндрю, и
Бронсон не стал оборачиваться, что попросить его хранить молчание.
- Энди, это так, ты знаешь... Старший инспектор, четыре года назад я
была еще... нет, уже не здорова, но болезнь только началась, быстро
прогрессировала, и я была в панике, мне было страшно, вы знаете, как не
хочется умирать, вы уже пробовали...
Она запнулась, поняв, что сказала лишнее, Бронсон подался вперед, губы
изображения на картине плотно сжались, будто женщина поклялась не произнести
больше ни слова, но то, что было сказано, означало, что о старшем инспекторе
она (или сэр Эндрю, если он каким-то непостижимым образом управлял
изображением) знала столько, сколько не знал на этом свете никто, даже его
мать, его брат в Сассексе и та, чье имя он даже мысленно не хотел называть,
жившая сейчас за океаном и давно забывшая о полицейском, допрашивавшем ее
шесть лет назад по делу о поддельных бриллиантах.
- Я уже про... - севшим вдруг голосом повторил Бронсон и подошел к
картине так близко, что сэр Эндрю за его спиной воскликнул "Не надо!".
Женщина на картине сделала предостерегающий жест, но Бронсон не
контролировал себя, рука его выпрямилась, и он коснулся женской щеки.
Коснулся прохладной, гладкой и приятной на ощупь кожи - это была (Бронсон
мог поклясться!) живая человеческая плоть, а не шероховатая поверхность
холста или кинематографического экрана.
- Вы сделали мне больно, - с укором произнесла леди Элизабет и отошла к
изображенной на картине стене уходившего в даль коридора. Подняв руку, она
почесала щеку, на которой Бронсон увидел небольшое покраснение там, куда он
ткнул пальцем.
- Вы сделали ей больно, - с угрозой проговорил сэр Эндрю, и старший
инспектор резко обернулся.
- Вы! - сказал он, едва сдерживая себя. - Откуда вы знаете... Как...
Это...
- Господи, старший инспектор, - нахмурившись, сказал сэр Эндрю, - я
представления не имею о том, на что намекает Лиззи. Она...
- Простите, - произнесло изображение. - Я знаю, что никто... Но ведь вы
действительно представляете, что такое смерть. Шестнадцатого июня двадцать
пятого года вы твердо решили, что жить не стоит, потому что Фанни... ее
звали Фанни Джордан, верно?.. Фанни позволила лишь проводить ее до
корабля... Она уплыла в Нью-Йорк на "Британике" и не написала вам из Америки
ни строчки, продлевая вашу агонию. А потом вдруг будто откровение снизошло
на вас, вы увидели закат солнца, обыкновенный, как лондонский туман, и вам
стало так страшно, что этот закат - последний, вам так захотелось жить, что
вы... Господи, я понимаю, как вам неприятно вспоминать об этом...
- Откуда, - пробормотал Бронсон, - откуда вам известно? Я никому...
никогда...
- Простите, - повторила леди Элизабет. - Я не хотела вас огорчить...
Бронсон почувствовал, что если сейчас не сядет, то, возможно, не сумеет
удержаться на ногах - у него ощутимо дрожали колени, чего с ним не случалось
никогда в жизни. Он опустился в кресло и вцепился обеими руками в
подлокотники. Изображение леди Элизабет смотрело на него с картины
участливым взглядом.
- Я только хочу сказать, - услышал Бронсон, - что вы не должны... у вас