"Павел Амнуэль. Бремя пророка" - читать интересную книгу автора

- Вы знаете, какова тема...
- Я видел объявление в Интернете, - объяснил профессор.
- И вы...
- Да, я понял, о чем будет речь, - Ройфе откровенно наслаждался
удивлением Максима. - Видите ли, я старый человек. Мои коллеги ни черта не
смыслят в физическом Многомирии, хотя среди психиатров и есть специалисты,
например, Никонов. Его, однако, в консультанты не пригласили, жаль... А у
ваших коллег свои шоры на глазах, стремление все описать уравнениями. Это
правильно, наверно. Однако из общих соображений... Знаете, мне очень
импонируют ученые - физики, в том числе, - которые могут, не решая, сказать,
каким окажется решение сложного уравнения. Из общих соображений, да...
Интуитивно. Говорят, Эйнштейн обладал такой способностью. Ферми. Еще
Фейнман, он утверждал, что физики всегда угадывают новые законы, а не
приходят к ним логически. Из наших это умел Зельдович. Как-то, это было еще
в семидесятых, я пошел на его семинар в Астрономическом институте, мне было
интересно с точки зрения эвристической психологии, я тогда этим
интересовался... да, пришел, сел в сторонке. Зельдович действительно...
Простите, - прервал сам себя Ройфе, - я вас, кажется, заговорил. Это
старческое - вдруг вспоминаешь что-то из далекого прошлого...
- Профессор, - коротко рассмеялся Максим, - не нужно ссылаться на
старческие недостатки - вы отлично рассчитали, что сказать, как и в какое
мгновение прервать себя...
- Ага, - с удовлетворением произнес Ройфе. - Конечно. Рад, что вы это
поняли. Теперь вы готовы говорить на равных? Не как пациент с психиатром...
- Вы поняли, о чем будет идти речь в моем докладе. Это все знают: о
проблеме памяти наблюдателя в многомировой интерпретации. Классическая тема,
о волновых функциях с памятью пишут уже лет...
- Тридцать, согласен, - перебил Ройфе. - Это мне тоже известно, как
видите. Но вы-то будете говорить о конце света, и я не уверен, что для
психического здоровья человечества это необходимо.
Дегтярев поднял взгляд и впервые за время разговора посмотрел
профессору в глаза. Что-то удерживало его раньше, ему казалось, что,
встретившись с Ройфе взглядами, он утратит часть своей личности, он уже имел
дело с гипнозом, когда его в прошлом году лечили от болезни, которой у него
никогда не было. Врачи думали, что гипноз поможет восстановить память, но
он-то чувствовал - не знал, не понимал, но ощущал инстинктивно,
подсознательно, необъяснимо ощущал, что никакие усилия врачей, никакой
гипноз не восстановят того, что исчезло в момент выбора, и для него лично
никогда на самом деле не существовало. Он боялся гипноза, потому что ощущал
в нем опасность, хотел принимать решения сам, пусть подсознательно,
интуитивно, но только сам, и он ненавидел сеансы гипноза, не умея еще
отказаться от них, да и возможности такой не имея тоже. Ройфе показался
Дегтяреву представителем именно такой психиатрии - ненавязчивой, но
навязываемой, взгляд удава, не нужно смотреть в глаза, только в пол, не
поднимать взгляда...
Но заявление профессора сломило упрямство Максима.
Взгляд у Ройфе оказался внимательным, добрым, уступчивым, если можно
сказать такое о взгляде. Профессор не собирался ничего навязывать, напротив,
готов был принять точку зрения Максима, о которой он не мог знать, поскольку
сам Максим никому еще не рассказывал, тем более Наде, от которой Ройфе