"Павел Амнуэль. Бремя пророка" - читать интересную книгу автора

безнадежно, как видите. В архиве мэрии Линчепинга... Да, так я хочу
сказать... Впрочем, я уже сказал, а вы слышали.
- Ну и слава Богу! - неожиданно воскликнула Надя и наклонилась вперед,
профессору показалось, что женщина хочет поцеловать ему руки, он отдернул
пальцы, кресло немного сдвинулось назад, и Надя, поняв это движение
по-своему, сказала: - Простите, я... Вы не понимаете, какой камень сняли с
моей души!
- Вот как? - удивился Ройфе. - Я думал, вы хотели бы, чтобы память у
вашего друга восстановилась, разве не так?
- Нет! - Надя встала, поискала глазами сумочку. - Нет, - повторила
она. - Сейчас Максу хорошо, и я бы не хотела...
Сумочка лежала на журнальном столике, Надя достала конверт и положила
рядом: вот, мол, я не хочу давать вам в руки, это как-то... но когда уйду,
возьмите, хорошо? Это ваш гонорар.
- Сядьте, милая, - произнес Ройфе вроде бы нейтральным голосом. Он не
смотрел на Надю, его внимание опять привлекли голуби за окном, они нарушили
временное перемирие и начали шумную возню, кто-то оказался лишним, и его
упорно, галдя, сталкивали с карниза, пока бедняге не надоело драться, он
тяжело взмахнул крыльями и улетел, а остальные сразу потеряли друг к другу
интерес.
- Сядьте, - повторил Ройфе, и Надя села, потому что так было нужно. Она
узнала все, что хотела, оставаться было ни к чему, голос профессора не
просил, не настаивал, не угрожал. Профессор всего лишь сказал "сядьте", и
теперь никакое иное движение было невозможно.
- Любовь, - сказал Ройфе ровным голосом, - зарождается у человека на
уровне инстинкта. Это не доказано, это даже не научная гипотеза, но я знаю,
что это так. Есть вещи, не относящиеся к научному знанию, вещи интуитивные,
подсознательные. Вам, как женщине, должно быть понятно, потому что...
Он неожиданно замолчал и только теперь посмотрел Наде в глаза - впервые
за все время разговора. У Ройфе были голубые глаза, как небо в полдень, и
глубокие, как та бездна, куда Надя упала, увидев сидевшего на корточках
Макса, дрожавшего, ничего не понимавшего, он даже ее не узнал тогда, не
узнал и потом, ей пришлось рассказывать ему, какие между ними были
отношения, и она...
- Я не сказала Максу всего, - неожиданно для себя произнесла Надя. - Не
хотела... Пока не хотела.
- Интуиция, - пробормотал Ройфе. - Вам трудно говорить со мной об этом,
но вы ради этого пришли, верно? Ради одного вопроса, а не для того, чтобы
выяснить, как я отношусь к курсу лечения, проведенному моими коллегами. Если
бы вы сомневались в их компетенции, то пришли бы ко мне гораздо раньше, а не
сейчас, когда вам сказали: "Максим здоров". Вы пришли, чтобы спросить: может
ли к Максу вернуться память, вспомнит ли он о том, что любил вас, а вы
любили его, и о том, что вы его предали. Не смотрите на меня так, милая, вы
сами себе говорили, что это предательство.
- Откуда вы...
- Поживите с мое, - усмехнулся Ройфе. - Это не психиатрия, всего лишь
жизненный опыт. Вам говорили, что у Макса сохранились только инстинкты, и вы
подумали, что могла сохраниться любовь. Инстинктивное влечение, которого он
не понимает разумом, но если вы опять скажете ему: "Я ухожу"...
- Я боялась, что это может повториться.