"Андрей Амальрик. СССР и Запад в одной лодке (сборник статей)" - читать интересную книгу автора

сотни тысяч людей подвергались ссылке и заключению в концлагерь не за
"конкретные действия", а только за то, что были так называемыми "кулаками" и
"подкулачниками", т. е. зажиточными крестьянами и теми, кто хотел жить
зажиточно. С ними высылались и их жены и дети.
В 1941-45 годах, чтобы подвергнуться репрессиям, тоже не нужно было
совершать "конкретных действий": достаточно было быть крымским татарином,
волжским немцем, калмыком, ингушем, чеченом. Известно, что эти и другие
малые народы в полном составе подверглись депортации.
Так в основу деятельности советской юстиции - если ее можно назвать
юстицией - был положен сначала классовый, а потом и расовый подход, а отнюдь
не понятие "конкретного действия".
Г-н заместитель министра настойчиво повторяет, что в СССР никого
никогда не судили за политические и религиозные убеждения, и что он не знает
закона, по которому можно было бы преследовать за убеждения. Такой закон
есть - это ст. 70 (антисоветская агитация и пропаганда) и ст. 1901 УК РСФСР
(распространение сведений, порочащих советский строй), не говоря о том, что
можно использовать и другие статьи кодекса или даже внесудебное помещение в
психиатрическую больницу.
Работники советской юстиции придают специфический смысл слову
"убеждение". Мне и другим заключенным неоднократно говорили: "Вы можете
иметь убеждения, но не высказывать их. Мы вас судим не за убеждения, а за
то, что вы их высказали". Очевидно, что за убеждение, никак не высказанное и
ничем не проявленное, судить невозможно, ибо еще не изобретен аппарат,
позволяющий читать чужие мысли. Но коль скоро неортодоксальная мысль
печатно, письменно или устно - была высказана, она считается действием, за
которое можно судить. При этом, расценивать ли высказанную мысль как
"антисоветскую" или нет, зависит целиком от конъюнктурных соображений,
никакого юридического определения понятия "антисоветский" нет.
Не надо считать, что "антисоветское" высказывание - это призыв к
насильственному свержению советского строя. Во всех известных мне случаях
речь шла или о критике его отдельных сторон или о путях его возможной
эволюции - зачастую критике с марксистских позиций. Так лее в большинстве
случаев осужденных вовсе не обвиняли в связях с какими-либо "зарубежными
центрами", а в тех случаях, когда это делали, - это осталось недоказанным.
Судят не только за собственные высказывания и записи, но и за чтение и
хранение книг, которые следственными органами и судом могут быть признаны
"антисоветскими". При этом никакого опубликованного списка книг, которые
запрещено хранить и читать, нет.
Не исключено, что в политлагерях есть люди, действительно осужденные за
"конкретные действия", - г-н заместитель министра упоминает, в частности,
лиц, осужденных за сотрудничество с немцами во время войны. Люди эти
зачастую используются в лагерях его коллегами для травли настоящих
политзаключенных, а он хочет спрятать за их жалкими фигурами тысячи людей,
воевавших с фашизмом или выросших после войны - и осмелившихся иметь
собственные взгляды.
Столь же ложное впечатление он хочет создать и о "местах заключения". В
действительности упоминаемые им "нормы питания" рассчитаны на истощение,
пятикилограммовые продуктовые передачи разрешены по истечении половины срока
один раз в полгода, переписка ограничена и многие письма конфискуются или
просто крадутся администрацией, свидания раз в полгода - и тех лишают по