"Андрей Амальрик. Статьи и письма 1967-1970 " - читать интересную книгу автора

назван агентом не КГБ, а ЦРУ.
Тем не менее, не имея возможности вызвать г-на Брэдшера в суд за
диффамацию, но желая себя защитить, я подробно отвечу на его аргументы.


Моя критика Кузнецова

Первый аргумент - это мое открытое письмо "советскому прозаику Анатолию
В. Кузнецову, который недавно перебежал в Англию и разоблачил контроль
тайной полиции над советскими писателями".
"Это письмо, - продолжает г-н Брэдшер, - по мнению здешних
специалистов, направлено на то, чтобы скомпрометировать в глазах Запада роль
Кузнецова как мужественного борца за свободу писателей - и следовательно
разрушить ту пользу, которую он приносит антикоммуни-стической пропаганде".
Он добавляет, что я "попрекнул его за открытое признание, что он служит КГБ
в качестве информатора".
В своем письме я критикую Кузнецова вовсе не за то, что он "разоблачил
контроль тайной полиции над советскими писателями". В моих глазах как раз
единственным мужественным поступком Кузнецова было то, что он честно
рассказал о своем сотрудничестве с КГБ и тем самым отчасти разоблачил
механизм контроля над писателями. Так я и пишу об этом в своем письме. Так
же я не критикую Кузнецова за то, что он бежал за границу, как это было
понято некоторыми невнимательными читателями моего письма. Наоборот, я пишу
там, что если он не мог свободно работать в СССР, то не только его правом,
но и писательским долгом было бежать туда, где он может писать то, что
хочет, и публиковать то, что пишет.
Я критикую Кузнецова за то, что, оказавшись за границей, он пытается
полностью оправдать свою осведомительную деятельность и свой конформизм в
СССР, сваливая все на жестокость режима, и тем самым оправдывает трусливое и
пассивное поведение большинства советской интеллигенции, которая хочет,
чтобы ее "жалели", потому что она несвободна, но не хочет делать ни малейших
усилий, чтобы этой свободы добиваться. Таким образом, я пишу, что если мы
хотим изменить режим своей страны, мы все должны взять долю личной
ответственности за это.
Я надеюсь, что сам Анатолий Васильевич Кузнецов правильно понял смысл
моих упреков, которые я делал не для того, чтобы "скомпрометировать его роль
в глазах Запада", а чтобы показать ему, что независимые люди его страны
относятся к нему не так, как официальная советская печать, но и не так, как
те, кто оценил его с точки зрения пользы, "которую он приносит
антикоммунистической пропаганде".
Мне трудно судить, "разрушает" мое письмо эту "пользу" или нет, но хочу
сказать, что "пропаганда" - самое отвратительное для меня слово, и когда я
писал свое письмо, я думал не о коммунистической или антикоммунистической
пропаганде, а о достоинстве русского писателя. Г-н Брэдшер прямо
фальсифицирует мое письмо. Я пишу, что Солженицын, судя по его книгам, не
производит впечатление "затравленного и измученного" человека, что он
способен противостоять любой травле, что он уже один раз сохранил свою
внутреннюю свободу и достоинство в тюрьме и я уверен, что вновь сохранит их,
если его опять посадят за решетку, и я добавляю, что все мы можем черпать
силы из примера Солженицына.