"Жоржи Амаду. Город Ильеус" - читать интересную книгу автора

приезжающие в поисках работы из бедных земель Севера в богатые земли какао.
Фраза, сказанная когда-то старым доктором Руи, которого здесь ещё помнили
(он умер от запоя на улице в день карнавала, в тот момент, когда произносил
речь перед толпой ряженых), считалась в Ильеусе классическим изречением, и
её часто употребляли, говоря о той части порта, где иммигранты строили свои
бараки в ожидании найма на работу: "Это невольничий рынок". Потом они
набивались в вагоны, поезда уносили их в Итапиру, Итабуну, Пиранжи и Агуа
Прета, и лица их, худые и печальные, светились слабой надеждой на лучшую
долю в этой новой жизни. Они мечтали вернуться на родину через год или два.,
скопив немного денег, чтобы можно было засеять свой участок земли там, дома,
в лучшие времена, когда кончится засуха и начнутся дожди. Но они уж никогда
не возвращались в родные края и проводили остаток жизни с серпом на плече, с
ножом за поясом, срезая плоды какао, ухаживая за деревьями на плантациях,
просушивая зёрна на баркасах и в печах, работая без жалованья, потому что их
долг за продукты и инструменты, купленные в лавке при фазенде, всё рос и
рос. Иногда кому-нибудь из них удавалось бежать, но его ловили и передавали
городским властям Ильеуса или Итабуны. Никогда не бывало, чтобы суд оправдал
беглеца, несмотря на агитацию коммунистов, усилившуюся в последнее время в
связи с несколькими недавними случаями. Обычно беглецов приговаривали к двум
годам тюрьмы, из которой они возвращались на работу уже в другую фазенду,
навсегда оставив мысль о побеге, а вместе с ней и все свои надежды.
Случалось, что работники плантаций убивали помещиков. Таких приговаривали к
тридцати годам заключения и отправляли в Баию, в исправительную тюрьму.
Интеллектуальная жизнь Ильеуса была, по правде сказать, не слишком
интенсивной. Правда, поэт Сержио Моура, хотя и родился в Бельмонте, считался
коренным ильеусцем. Но зато всё остальные поэты были неисправимыми и
заядлыми поклонниками сонета и, как Руи Дантас, все глаза проглядели, сидя
над словарями рифм. Существовал литературный кружок при Ассоциации торговых
служащих, члены которого читали на собраниях свои сочинения и любовные
стихи. Сыновья полковников, первое поколение ильеусцев, надежда отцов,
адвокаты, врачи, инженеры, окончившие высшие учебные заведения, бесцельно
шатались по улицам, ночи просиживали в кафе и кабаре, никто в них не верил и
никто к ним не обращался. Изредка кому-нибудь из них удавалось найти
клиентов. Но работа не привлекала их, денег у них и так было много,
тянувшиеся на многие мили фазенды, созданные их отцами, приносили огромный
доход. Они слонялись по городу, ходили в публичные дома, ухаживали за самыми
богатыми девушками, искали невест, которые прибавили бы к их фамильному
состоянию большое приданое. Переворот тридцатого года* сломал старые
политические рамки, и развернувшаяся в стране борьба между левыми и правыми
была абсолютно непонятна полковникам. Они привыкли к тому, что издавна
существуют две партии - правительственная и оппозиционная, они, полковники,
поддерживают одну или другую, а дети учатся и делают карьеру. Теперь они
видели, что обе эти партии не играют никакой роли, а люди - или с левыми или
с правыми. Полковники не знали, что и думать, и укрывались в своих фазендах,
где проводили день и ночь, следя за работами, выкрикивая приказания
батракам, старея среди своих плантаций. Во время наездов в Ильеус они
испытывали панический ужас, когда какой-нибудь рабочий бросал им в лицо
резкое слово. Им казалось в такие минуты, что приближается конец света. Тот
самый конец света, о котором епископ уже вещал со своей кафедры в соборе
Ильеуса в день праздника Сан Жоржи. Дети полковников шатались по кафе, и