"Жоржи Амаду. Свет в туннеле (Подполье свободы, ч.2) ("Каменная стена" #1) " - читать интересную книгу автора

пытаясь оказывать на него давление. Но министр юстиции сначала не хотел
ничего слушать и категорической телеграммой распорядился немедленно
освободить Сисеро. Тогда Баррос связался по междугородному телефону с
кабинетом министра, желая объяснить ему необходимость содержания писателя
под арестом. Артур Карнейро-Маседо-да-Роша сам к телефону не подошел, и
Барросу пришлось говорить с одним из его надменных секретарей, который в
ответ на все доводы повторял:
- Раз существует распоряжение министра, сеньор обязан его выполнить...
После этого Баррос прибег к начальнику федеральной полиции, и только
тогда министр уступил. Баррос считал это дело улаженным и собирался
приступить к более строгому допросу Сисеро - не бить его, нет - это могло
привести к скандалу, - но допрашивать его всю ночь напролет, не дав уснуть.
И вдруг теперь начальник полиции вызвал его и заявил, что писателя надо
освободить сегодня же. Дело в том, что брат Сисеро, близкий друг Варгаса,
находившийся сейчас в Колумбии, выступил в защиту писателя. Баррос только
неодобрительно качал головой. Хотят ликвидировать коммунизм, покончить с
красной опасностью и в то же время мешают действиям полиции! Ну, теперь, как
только комендадора да Toppe будет его отчитывать и упрекать в
нерасторопности, он посоветует ей потребовать отчета у своих друзей и
родственников, приказавших выпустить на свободу такого известного
коммуниста, как Сисеро. Абсурд!
И в довершение всего начальник полиции оказался недовольным ходом
следствия.
- Все еще ничего нового, сеньор Баррос? Вы, наверное, кормите этих
людей бутербродами с маслом? Почему они молчат?
"Бутерброды с маслом..." Даже доктор Понтес - а он ведь привык
присутствовать при такого рода сценах, с тех пор как поступил врачом в
полицию, - даже доктор Понтес и тот потерял свое обычное спокойствие, нервы
его напряжены до крайности, и он держится только благодаря кокаину. Почему
они молчат? Молчат, потому что они бесчувственные ко всему негодяи. Они не
чувствительны к страданиям - и к физическим и нравственным, - словно они
сделаны не из мяса и костей, как все люди, а из стали. "Примером для нас
является Сталин..." - объяснил ему несколько лет назад один из этих
коммунистов. И тогда Баррос понял истинное значение этого имени. Он избил
дерзкого коммуниста, но всякий раз, когда он пытался вырывать у них
признания, ему вспоминались эти слова. Они будто из стали.
Он, например, был уверен, что португалишка, еще совсем мальчуган, почти
не станет упорствовать. Что могло быть ему известно? Разумеется, немногое -
такой юнец не мог быть ответственным работником. И тем не менее, он до сих
пор не проронил ни слова, хотя вчера ему вырывали щипцами ногти на руках.
Доктор Понтес так трясся, что едва мог сделать впрыскивание, чтобы привести
португальца в чувство. "Бутерброды с маслом..." С этими бандитами он почти
исчерпал все свое полицейское умение... Что, чорт возьми, поддерживало их
дух? Какая таинственная сила их воодушевляла? Оборванцы, простые рабочие с
фабрик, полуголодные, полуодетые - и смотреть-то не на что... Как-то доктор
Понтес, сидя по окончании "сеанса" у него в кабинете и сладострастно вдыхая
белый порошок, в котором старался найти забвение, сказал:
- Они сильнее нас, сеньор Баррос.
Зе-Педро, связанный, присутствовал при том, как полицейские насиловали
его жену. Баррос видел у него на глазах слезы, но это были слезы ненависти;