"Жоржи Амаду. Жизнь" - читать интересную книгу автора

- У меня все время болит.
- Где?
- Внутри, не знаю, как объяснить.
Увы, она никогда не могла ничего объяснить. Она превратилась в одноклеточное
существо и каким-то образом в самых обыкновенных и примитивных вещах
находила очарование греха. Она любила чувствовать, как течет время. Хотя она
не имела часов, а может быть, как раз поэтому, у нее была масса времени. Она
жила сверхзвуковой жизнью. Никто не замечал, что она преодолевала своим
существованием звуковой барьер. Для других она не существовала.
У Макабеи было единственное преимущество перед остальным
человечеством - она умела глотать пилюли без воды, насухо. Глория, дававшая
ей аспирин, всегда восхищалась этой ее способностью, что было для Макабеи
бальзамом на душу.
Глория всегда предупреждала ее:
- Смотри, застрянет таблетка в горле - и каюк.
Однажды Макабея испытала настоящий восторг. Это случилось, когда она
увидела дерево, такое огромное, что она никогда не смогла бы обхватить
руками его ствол. Но несмотря на этот восторг, она жила без Бога в душе.
Молилась равнодушно. Да. Но загадочный чужой Бог иногда даровал ей
благодать. Счастлива, счастлива, счастлива. Ее душа почти летела. И
превращалась в летающую тарелку. Она пыталась рассказать об
- 56 - этом Глории, но не нашла слов. Макабеа не умела говорить, да и о чем
она могла рассказать? О воздухе? Она не могла рассказать обо всем,так как
"всЪ8ЙЪ0" - это пустота.
Иногда благодать настигала ее в конторе, полной народу. Тогда, чтобы
побыть одной, она шла в туалет, стояла там и улыбалась (мне кажется, этот
Бог был очень милостив к ней: давал ей то, что раньше отнял). Стояла, думая
ни о чем, с пустыми глазами.
Глория не была ее подругой: только коллегой. Глория, пухлая, белая,
равнодушная. Она странно пахла. Наверняка потому, что редко мылась. Она
осветляла, а не брила волосы на ногах и подмышками. Олимпико: интересно, а
внизу она тоже блондинка?
Глория испытывала к Макабее странное материнское чувство. Когда Макабеа
казалась ей слишком грустной, Глория спрашивала:
- Из-за чего ты?
Макабею, которую никогда никто не раздражал, трясло от привычки Глории
выражаться незаконченными фразами. Глория неумеренно пользовалась сандаловым
одеколоном, и Макабею, у которой был деликатный желудок, тошнило от этого
запаха. Но Макабеа ничего не говорила, так как Глория была теперь ее
единственной связью с миром. Ее мир составляли тетка, Глория, сеу Раймундо,
Олимпико - и где-то там, вдалеке, девушки, с которыми она делила
комнату.Зато Макабеа общалась с портретом Греты Гарбо в молодости. К моему
величайшему удивлению, так как я и представить не мог, что ее лицо может
что-то сказать Мекабее. Грета Гарбо, - подсознательно думала она, - эта
женщина должна быть самой главной в мире. Но она вовсе не хотела стать
величественной Гретой
- 57 - Гарбо, чья трагическая чувственность одиноко стояла на пьедестале.
Она хотела быть похожей, как я уже говорил, на Мерилин. Однажды, в редкую
минуту откровенности, Макабеа призналась в этом Глории. Глория
расхохоталась: