"Жоржи Амаду. Чистая правда о сомнительных приключениях капитана дальнего плавания Васко Москозо де Араган (Повесть, Старые моряки #2)" - читать интересную книгу автора

сам, стольким ему обязанный, смеюсь и подшучиваю над его маленькими
слабостями (и так же ведет себя опекаемая им Дондока). Чего же тогда
требовать от других уважения и справедливости? Но все равно, этот
самоуверенный и самодовольный Телемако Дореа стоит у меня поперек горла. Я
показал ему отрывки из истории капитана, плод терпеливых поисков и упорных
трудов, а этот рифмоплет принялся критиковать: вялый, туманный стиль,
затянутое, рыхлое повествование, много общих мест, персонажи лишены
внутренней жизни...
А фраза, фигурирующая в начале этой главы, которой я, откровенно
говоря, горжусь - "на него изливаются целые потоки грязи, океаны клеветы",
- вызвала у Телемако Дореа сардоническую улыбку. Он неспособен ощутить всю
силу и красоту этого выражения.
Между прочим, моя фраза заслужила высокую похвалу судьи, человека
известного и просвещенного, который привык к прекрасному стилю таких
авторов, как Руй Барбоза и Александр Дюма. Дондока тоже, когда я больше
для себя, чем для нее, прочел один отрывок вслух, захлопала в ладоши и
воскликнула:
"Чудесно!" А у нее нет недостатка в чувствительности, это-то я знаю.
Таким образом, поддержанный, с одной стороны, интеллектуальной элитой в
лице судьи, а с другой стороны - ободряемый гласом народа, то есть нежным
голоском Дондоки, я полностью презрел дурацкий смех Телемако Дореа и решил
впредь избегать его неприятного общества. Помимо всего прочего, он еще и
вымогатель - до сих пор не отдал сто восемьдесят крузейро, которые взял у
меня в долг прошлым летом, чтобы купить рыбы. "Вечером отдам", - сказал он
тогда, и так до сего дня...
Я возвращаюсь к истории капитана. Когда я сочинял строки этой главы о
зависти, я вовсе не думал ни о судье, ни о его почтенной супруге, ни о
Дондоке, ни об этом шуте Дореа. Судья был введен в рассказ только в
качестве примера, да так и застрял, как надоедливый гость, потерявший
представление о времени.
К тому же я, кажется, немного увлекся спором с негодяем Дореа и
описанием прелестей Дондоки. И чуть не забыл о своем обещании - выяснить
запутанную историю капитана, чтобы чистая правда о его приключениях
засияла во всей своей наготе.
Итак, как видите, никто не может спастись от завистников. Мог ли
уберечься от них капитан Васко Москозо де Араган, который, едва прожив в
Перипери месяц, стал самым видным лицом предместья? Имя капитана не
сходило с уст, он сделался местной достопримечательностью, его суждениями
по самым различным вопросам интересовались все, их ценили, на них
ссылались. "Капитан сказал...", "Спросите капитана...", "Капитан мне
обещал..." - только и слышалось со всех сторон. Когда разгорался спор,
капитан вынимал изо рта пенковую трубку и изрекал свой приговор - его
слово всегда было последним, никто не решался ему противоречить.
Капитан и наше предместье праздновали свой медовый месяц без единой
тучки на лазурном небе ровно тридцать дней. Вероятно, этот медовый месяц
мог бы длиться и дольше, если бы из города, где он провел некоторое время
у сына адвоката, не вернулся старый Шико Пашеко, бывший финансовый
инспектор, живший в Перипери уже более десяти лет и ставший здесь своего
рода властителем дум.
Я уже рассказывал о характере этого человека.