"Сергей Алхутов. Возвращение Заратустры " - читать интересную книгу автора

излучины. И так как дух есть излучина мира, не хотим духа, но желаем пива и
колбасы, ибо пиво безгрешно, а колбаса пряма.
Но есть люди - о, даже целые народы! - думающие, будто чёрт не есть
лукавый, но прямой; оттого делают они входы в дома свои кривыми, чтобы не
пускать чёрта далее порога. Не оттого ли чтут они как мир, так и дух, не
стыдясь ни того, ни другого?
Впрочем не о мире хочу я сказать и не о духе - даже и не о кривизне.
Речь моя о поступках и о поведении.
Некогда учил Заратустра, что всякое поведение имеет благое намерение.
Но не есть ли эти слова, хотя бы и отчасти, попытка оправдаться за
поведение - такая, будто оно нуждается в оправдании? Ныне учу вас: всякое
поведение само по себе есть благо - и наивысшее благо из всех доступных
ведущему себя так.
Разным образом ведут себя люди - да и не станет ли весь мир не более
чем ротой солдат, если они поведут себя одинаково?! И есть ведущие себя
странно, и есть - страшно, и есть - постыдно, и есть - опасно; есть даже и
те, что ведут себя антиобщественно или бесчеловечно - чаще всего всё это
значит: против того, кто так заявляет.
Неужели всякий из них ведёт себя наилучшим из доступных ему способов?
Да! И ещё раз - да!
Но это не только неважно, но и не имеет смысла - пока не станет
осмысленным выражение "вести себя".
Ибо если, говоря о ведущем себя, согласимся, что он же есть ведомый
собой, то не проще ли сказать: идёт? Вот, к примеру: он идёт постыдно; или
вот ещё: он идёт антиобщественно.
Если же, напротив, признаем, что вести себя означает вести кого-то
другого, то не означает ли это, что всякий человек есть два человека? Тогда
отчего бы не сказать: я веду его постыдно? Или же: он ведёт меня странно?
Пожалуй, у многих из нас эти двое могут договориться наилучшим из
мыслимых образов - таким, что и о том, и о другом заявляем мы: это я. Но
даже и при таком договоре - куда ведём мы себя? Откуда?
Впрочем, и ответив на этот вопрос, мы можем ожидать, что некто внутри
сущий скажет обоим из нас: где вас двое, там я между вами третий. Ведёт ли
один из вас другого туда, куда хотелось бы попасть также и мне?
Что ж, всякий раз, когда я веду себя, есть некто, ведущий меня, есть
некто, ведомый первым - и множество попутчиков?
И если "вести себя" означало для Заратустры "бросать курить" - не с
попутчиками ли общался Заратустра? Да и не сам Заратустра, но ведущий его,
что зовётся волей, и ведомый, что знает, как её осуществить.
А когда "вести себя" означало для Заратустры "курить" - общался ли с
кем-нибудь третьим ведущий его? Или, быть может, ведомый его? Разве что в те
годы, когда ещё полагал Заратустра по глупости, будто курить постыдно или
вредно - в те самые годы общался ведущий его с тем внутри него, кто так
полагал. И вот, получилось, что в две стороны вёл себя Заратустра: одна из
них - курить, другая - стыдиться либо опасаться.
И вот тогда-то полагал некто внутри Заратустры, что курить плохо. Позже
появился также некто, полагающий, будто плохо стыдиться. Ещё и такой был
внутри Заратустры, что полагал, будто плохо быть глупым - тем глупым, что по
глупости стыдился или опасался курения.
Так чуть было не рассыпался Заратустра на тысячу маленьких и