"Сергей Алхутов. Возвращение Заратустры " - читать интересную книгу автора

несгибаемых, как не имеющие Памяти гвозди, Заратустр. Так же и всякая
общность рассыпается на тысячи отдельных людей.
Ныне учу вас, о несгибаемые: вера в то, что любое поведение есть лучшее
из доступного, вера эта есть плавильный горн, и в горне этом всякий из
гвоздей становится мягким и жидким. Ибо всякий гвоздь ведёт себя туда, куда
направлен остриём, но не острее ли всякого острия текучесть и способность
протекать сквозь щели? Не тоньше ли всякого тонкого текучее?
Однако пока не обретена тобою вера в то, что любое поведение есть
лучшее из доступного, наилучшее твоё - быть гвоздём и иметь остриё. Ибо и не
иметь такой веры есть наилучшее из доступного - пока не подступишь к ней
вплотную.
Верящему же в плохое поведение и в то, что можно вести себя плохо,
скажу я так: и твоя вера есть лучшее, во что можешь ты верить, и тем она
хороша. Разве я торговец, что продам тебе лучшую веру, или проповедник, что
обращу тебя к ней? Воистину, верь в своё и будь собой - ничего не нужно от
тебя Заратустре.
Вот только есть где-нибудь в мире человек, которому завидует даже и
Заратустра. Это тот, о ком не скажешь уже: он ведёт себя, но лишь: он идёт".
Так писал Заратустра.

О кружевах

"Воля есть вес и смысл, под действием которого устраивается вещество и
салат мира кругом и спиралью - а подчас и кружевом. Но воля есть не всегда.
Когда человек ходит перед богом - есть ли у него воля и стремление к
богу? Однако нашёлся некто, который, как это говорят, поотстал. И он шёл за
богом и думал: вот, поймаю бога и съем, и буду всегда с ним. И думал:
скормлю также другим, говоря: сие есть тело добра и зла.
Но бог прогуливается и оставляет добро и зло позади. И кто же теперь
перед ним? Но есть некое подобие резинки от эспандера, что натягивается меж
человеком и богом и делается тоньше, а узор на нём содержит всё то же число
деталей. Имя ему - воля.
И тянет человека воля его, и эта тяга и потуга устраивает вещество и
салат мира кругом и спиралью - а подчас и кружевом.
Сперва воля к богу рождает добродетель. Затем исчезает добродетель -
тогда воля к ней рождает гуманизм. Когда исчезает гуманизм - воля к нему
рождает справедливость. Воля же к утраченной справедливости рождает приличие
и ритуал... постойте, это уже написано, и отнюдь не Заратустрой!
Что же тут добавить? - разве что напомнить: те, кто отпал и дважды и
трижды отрёкся от бога, создали церковь его. И это - лучшее из доступного!
Всякое кружево и польский коврик есть лучшее из доступного - воистину,
даже и Заратустре недоступны коряга и глыба изначального. Оттого люблю я
кружева. А ведь есть и такие ритуалы, из которых впору шить кружевное бельё!
Но чаще встречал я кружева в деревенских домах.
Кружево плетут мастера - воистину поляк, погоняющий моль на коврике,
есть один из них. Оттого кружево столь диковинно, оттого столь совершенно,
оттого оно окончательно и обжалованию не подлежит.
Кружево не плетётся творцами, ибо творчество есть отказ от мастерства.
Ошибку и пробу делает творец своим ремеслом - отнюдь не совершенство. Скажу
больше: творчество есть отказ и от искусства.