"Генрих Альтов. Создан для бури" - читать интересную книгу автора

- Красивая марка, не правда ли? - сказал Каплинский. - Этот человек -
дантист. Понимаете, он почему-то считал, что марка относится к спорту. А
я, признаться, не стал переводить ему надпись. Не люблю дантистов.
Как все люди, лишенные так называемой житейской практичности,
Каплинский был ужасно доволен своей маленькой хитростью. Я спросил, как
подвигается дело с махолетом.
- Махолет? - удивился он. - Ну, махолет вы обещали достать. Мое дело -
увеличить силу человека.
У входа в метро, в толчее, было неудобно разговаривать. Мы пошли к
парку.
- Пусть студия достает махолет, - сказал по дороге Каплинский. - Надо
потренироваться. Я же никогда раньше не летал.
Так и есть: он опять экспериментировал на себе.
- И вы... у вас будет такая сила? - спросил я.
Почему-то эта мысль пришла мне в голову только сейчас: Каплинский - в
роли Геракла. Ну-ну!
- Уже есть, - ответил Каплинский таким обыденным тоном, словно речь шла
о коробке спичек. - Наверное, я теперь самый сильный человек в мире.


- А почему бы и нет? - заносчиво сказал он. - Идемте, я покажу. Нет уж,
пойдемте в парк. Я хочу, чтобы вы убедились.
Мы долго ходили по аллеям, отыскивая силомер. Каплинский думал о чем-то
своем и вяло отвечал на мои вопросы. Наконец силомер нашелся. Полагалось
бить молотом по наковальне, и тогда на шкале, похожей на огромный
градусник, со скрипом подскакивал указатель. Силомером заведовал мрачный
здоровяк.
- Именно такой прибор нам и нужен, - объявил Каплинский. - Ну, молодой
человек, сколько вы покажете?
Особого доверия прибор не внушал. На самом верху шкалы значилось "400
кг", но это было, разумеется, так, с потолка.
- Замерьте свои показатели, граждане, - сказал мрачный здоровяк,
внимательно следивший за нами. - Физическая культура, популярно
формулируя, помогает в труде и в личной жизни.
В личной жизни - это нужно. Ваську уже дважды провожала какая-то
долговязая личность, удивительно похожая на полуположительный персонаж из
обожаемого Васькой журнала "Юность". В последней главе эти
полуположительные обязательно ощущают в себе благородные порывы и
приобщаются к общественно полезному труду. Но долговязому, пожалуй, еще
далеко до последней главы: слишком уж нахальная у него морда. Мы
встретились на лестнице, он тускло посмотрел на меня, и я почувствовал,
что вычеркнут из списка объектов, достойных внимания. Черт его знает, что
ему не понравилось. Может быть, мои брюки. Хотя почему? Полгода назад они
были на уровне моды. Скорее всего, у меня просто _не тот вид_, нюх у этих
полуположительных неплохо развит. Дура Васька. Да и я хорош: кто может
научно объяснить, почему я сегодня в парке не с Васькой, а с Михаилом
Семеновичем?
- Давай, дядя, твою стукалку, - сказал я здоровяку.
Он оживился и вручил мне молот. Ударил я крепко, по проклятая стрелка