"Ал.Алтаев (Маргарита Ямщикова). Гроза на Москве " - читать интересную книгу автора

золочеными столбами, с резными яркими стенами, потом заглянул в маленький
прудок со свинцовым дном, куда напускали воду по свинцовым трубам, подошел
к стене и заглянул в окошко сада вниз.
Сад царицы был устроен на каменных сводах, над палатами и погребами,
огорожен каменной стеной с окошками. Царица могла только через железную
решетку любоваться из своей благоуханной тюрьмы на мир Божий.
Задумчиво смотрела она в воду, где плавали нарочно вертлявые рыбки,
сверкая на солнце серебряной чешуей, и искоса поглядывала на царя,
стараясь угадать, милостив ли он сегодня. Он обернулся к ней со
снисходительной гордой улыбкой.
- Дела меня тешат, дела веселят, Мария, - сказал царь величаво, - хан
крымский смирен стал, а еще недавно куда как спесив был: не смей, дескать,
московский царь, вступать в черкасскую землю*, подай ему, вишь ты, Казань
да Астрахань. Да еще то нелюбо: ноне дружбу я свел с королевной
Лизаветой**, посол ее в отъезд спешит; дал я ему грамоту, чтоб торговлю
вести с Московской землей без помехи; на Москве, вишь, свой двор те
аглицкие купцы завели да по иным городам московским немало тоже; а там,
как Ливонию всю возьмем да до моря доберемся, то ли еще будет!
_______________
* Ч е р к а с с к а я  з е м л я - Малороссия.
** Л и з а в е т а - Английская королева Елизавета.

Царь говорил, не обращаясь ни к кому, смотря вдаль и сам любуясь
своими словами. Он любил говорить и говорить был мастер - недаром его
называли в Московской земле "словесной премудрости ритором".
- Такова моя власть. Хочу - возвеличу Русскую землю единым взмахом
десницы; счастье помазанника Божьего - ее счастье. А еще смеет негодный
раб, пес Курбский, звать меня палачом, будто я холопов своих терзаю. Своею
мудростью и заботой о земле святорусской, как о детях, созвал я в прошлом
году Собор, и был тот Собор зрелищем неслыханным; то ли еще не запели, не
заохали бояре-страдники: "Каково-то нам бедным! Ахти, обесчестили, вишь,
нас, на Соборе том сидючи, гости незнатных родов, не княжеских, что своею
волею царь созвал. Ахти, нам бедным, царь сравнял всех!" А у меня все в ту
пору равны были, только лишь не те, кто в лютеранскую веру, как псы
беглые, из нашей веры перебегали, и той лютеровой ереси я не потакаю; лют
был он - Лютер, потому так и зовется Лютером: по шерсти кличка. Моя
власть, моя воля во всем...
- Твоя власть, государь, - раздался робкий, благоговейный голос
Марии.
- Сам знаю. Захотел спросить у Собора: как быть с Жигмонтом? Воевать
аль ему отдать Смоленск да еще чего хочет. Холопы, как и надлежало,
отвечали с покорством: "Твое государево дело, а мириться бы не след, коли
Жигмонт не уступит; а мы, холопы, если к государственным делам пригодимся,
головами своими готовы". Да и с шведским королем тоже властью моею
согласие промеж нас стало: согласился, вишь, король Катерину ту, женку,
свою невестку, выдать, чтобы я за упрямство ее над ней мог потешиться...
В глазах его сверкнула злоба. Он усмехнулся:
- Зазорно, вишь, ей было стать русскою царицею! А не зазорно будет в
застенке стухнуть?
Мария широко раскрыла глаза.