"Светлана Аллилуева. Двадцать писем к другу" - читать интересную книгу автора

Быть может, в этом общем устремлении, в этом общем потоке, который и
есть жизнь, что-то можно найти интересное и в семейных хрониках, в эпизодах,
портретах людей близких и никому не известных. Ты говоришь, что все
интересно. Это тебе все интересно. Я совсем не убеждена, что это будет
глубоко интересно еще кому-нибудь. А любопытно, конечно, всем.

Сейчас стоит недалеко от Кунцева мрачный пустой дом, где отец жил
последние двадцать лет, после смерти мамы. Я сказала, что вещи не выражают
отца, потому что он не придавал им никакого значения. Быть может, я не
права? Дом этот, во всяком случае, как-то похож на жизнь этих последних
двадцати лет. У меня ничего не связано с ним. я его не любила никогда.
Дом построил в 1934 году архитектор Мирон Иванович Мержанов,
построивший для отца еще несколько дач на юге. Первоначально дом был сделан
очень славно - современная, легкая одноэтажная дача, распластанная среди
сада, леса, цветов. Наверху, во всю крышу был огромный солярий - там мне
так нравилось гулять и бегать.
Я помню, как все, кто принадлежал еще тогда к нашей семье, приезжали
смотреть новый дом. Было весело и шумно. Были тогда моя тетка Анна Сергеевна
(мамина сестра) с мужем, дядей Стахом Реденсом, был дядюшка мой Павлуша
(мамин брат) с женой Евгенией Александровной; были Сванидзе, - дядя Алеша и
тетя Маруся. Были братья мои, Яков и Василий. Еще все происходило тогда по
инерции и по традиции, как при маме - в доме было весело и многолюдно. Все
привозили с собой детей, дети возились и галдели, и отец это очень любил.
Были бабушка с дедушкой - мамины родители. Никак нельзя было бы сказать,
что после маминой смерти все родственники отвернулись от отца; наоборот, его
старались развлечь, отвлечь, к нему были все внимательны, и он был радушен
со всеми.
Но уже поблескивало где-то в углу комнаты пенсне Лаврентия, - такого
тихонького еще тогда, скромненького... Он приезжал временами из Грузии,
"припасть к стопам". И дачу новую приехал смотреть. Все, кто тогда был
близок к нашему дому, его ненавидели - начиная с Реденса и Сванидзе,
знавших его еще по работе в ЧК Грузии. Отвращение к этому человеку и смутный
страх перед ним были единодушными у нас в кругу близких. Мама еще давно
(году в 29-м), как говорил мне сам отец, "устраивала сцены, требуя, чтобы
ноги этого человека не было у нас в доме".
Отец говорил мне это позже, когда я была уже взрослой, и пояснял: "Я
спрашивал ее - в чем дело? Приведи факты! Ты меня не убеждаешь, я не вижу
фактов! А она только кричала: я не знаю, какие тебе факты, я же вижу, что он
негодяй! Я не сяду с ним за один стол! Ну, - говорил я ей тогда, -
убирайся вон! Это мой товарищ, он хороший чекист, он помог нам в Грузии
предусмотреть восстание мингрельцев, я ему верю. Факты, факты мне надо!"
Бедная моя, умная мама! Факты были позже...
Так вот, тогда - в Кунцево, на Ближней, бывало много народу, и было
весело...
Сейчас дом стоит неузнаваемый. Его много раз перестраивали, по плану
отца. Должно быть, он просто не находил себе покоя, потому что так случалось
каждый раз: куда бы он ни приезжал отдыхать на юг, к следующему сезону дом
весь перестраивали. То ему не хватало солнца, то нужна была тенистая
терраса; если был один этаж - пристраивали второй, а если их было два - то
один сносили...