"Владимир Алько. Второе пришествие инженера Гарина " - читать интересную книгу автора

лучше, чем десять и даже пять лет назад. Чистое европейское платье, шляпы,
трости, блестящие ботинки, наимоднейшие дамские туалеты. Автомобили всех
марок и, конечно, реклама - приметная заставка буржуазной цивилизации.
Стеклянные, зеркальные площади супермаркетов - обыденная распродажа вещей,
которых и не упомнишь в России. Поражало большое количество кафе,
ресторанов, пивных. В них приходили целыми семьями: пили, ели, играли в
лото, шахматы. За чашкой кофе и газетой можно было провести целый вечер, и
никто тебя не торопил. В одно такое кафе - "Красная королева" зашел и
Радлов. Заказал себе светлого пива, которое подали ему в высоком, узком
бокале.
Усевшись, чуть подавшись назад на своем стуле, попивая не крупными
глотками, он вспоминал в дружелюбном невнятном говоре вокруг, и так, словно
навеки уже оставленное им: институтский буфет, осклизлые тарелки, рыбные
котлеты или жилистый гуляш из смятого алюминиевого бачка, куски литого
сахара в кулак величиною. Линялые толстовки, заправленные под ремешок,
вытертые брюки, куцые длиннополые пиджаки... вообще дикая мешанина, и тут же
серость и однообразие в одежде. Смесь чего-то полувоенного,
кафтанно-лабазного, ситцевого (в горошек), суконного и бабье-платкового...
обноски и переделки из перетряхнутого старого уклада жизни. Картузы,
семечки, ухмылки - и здесь же прозрачнейшие, честнейшие глаза... И вот
тут-то - взгляд: впервые такой по тебе - как рашпилем... пристальный,
испытывающий взгляд... Но Радлов не знал за собой ничего такого, что давало
бы повод к тому. Тем не менее господин - за три столика от него, в несколько
артистической замшевой куртке, приковал внимание Радлова к себе и ...
отпустил. Запомнилось только гипнотически сильное и одинокое выражение его
глаз, смотрящих будто бы из-под густой тени. Чуть повременив, он поднялся
(невысокого роста) и, расплатившись у стойки бара, вышел в гардеробную.
Минутой позже за окнами кафе прошла его фигура в легком пальто, с поднятым
воротником и в английском кепи. В руке он держал аккуратный чемоданчик,
какой бывает у врачей-дантистов или чертежников.
И вот опять:
Тогда Радлов шел Староместской улицей, с памятником Яну Гусу и ратушей.
Остановился, - посмотреть среди всех прочих на уникальные часы, идущие аж с
1490 года, в которых с ходом стрелок появлялись и исчезали фигурки из сцен
пантомимы: диалог Богача со Смертью. И вот здесь-то, оглянувшись невзначай,
он вновь напоролся на взгляд тех же мужских глаз, словно обведенных угольной
чертой.
"Любопытно. Сыск? Свои, или - ?", - решал Радлов задачу, шагая с
испорченным настроением по улице вниз, к плохонькой гостинице, где
разместилась советская делегация. Но кто мог из сильных мира сего
заинтересоваться скромным сотрудником наибеднейшего и необустроенного из
всех радиевых институтов Европы? Кому принадлежали эти глаза: исполнителю
(убийце), сочувствующему коллеге, провокатору, врагу?
Но что возомнил бы Радлов, доведись ему сопроводить того человека
глубоко под землю, в багровый - со дна, отсвет.

*** 7 ***

Клеть пошла вниз. Сумеречно замелькала порода. Спуск был малоприятным
делом. Взвизгивало железо. Раскачивало и бросало, точно на ухабах. За