"Владимир Алько. Второе пришествие инженера Гарина " - читать интересную книгу автора

неуравновешенным политическим горизонтом вставала новая звезда -
национал-социализм.
Низы пресмыкались и выживали. Верхи подличали, интриговали, писали
доносы, предавали, продавались и подкладывали себя кому-то в постель. Играли
в некую высшую иерархию и свою избранность. Организовывались в группки
содействия и группки противодействия: кого-то ядовито кололи, кусали, рвали
на части, чтобы самим в свою очередь быть съеденными.
И, не подозревая, что по схематичности своих действий и общей
неразумности, со своим инстинктом власти лишь копируют чуть более
закомплексованное механистическое сообщество осиного клубка Полистас
Галликус и вертикальную иерархию их семейств, в которых есть особи из
разряда "альфа" и есть "бета"; и тогда, если какая-то из ос не уступает в
иерархии другой, то при встрече между ними вспыхивает схватка, от исхода
которой зависит ранг побежденной.
Тем, похоже, жила и Германия 32-го года. Но уже официальный пророк ее -
Оскар Лаутензак - в ясновидческом трансе возвестил землетрясение, мор,
пожарища и гибель Старому Свету.

*** 6 ***

Многое, многое по тому темному случаю, было, что вспомнить и другому
участнику конгресса, соседу Косторецкого по бедному гостиничному номеру в
Праге. Единственному человеку, видевшему и сопровождавшему его до самого
места предательства. Иначе сказать - в последний путь.
Да он и вспоминал: Радлов Леонид Андреевич - обильно, тошно... Особенно
по вечернему часу, когда возвращался к себе, в уединенную комнату, ломился в
кресло и подолгу сидел, вскинув невзрачное свое лицо ост-зейца и прикрыв
глаза сцепленными в замок руками. Слепо и ярко было в зрачках, как после
света настольной лампы, бьющей тебе в глаза в кабинете следователя. Ему было
о чем рассказать, - и вроде как не было. Да он и объяснял, как мог, и,
право, что только мог. Не мог, к примеру, объяснить он значения тех слов, на
веру в которые и был тогда заключен устный договор и которые теперь вновь
были у него на слуху. О, сейчас-то он понимал, какой птичкой и в какие силки
залетел. Достаточно теперь одного намека на причастность его ко всей этой
истории и... он вспоминал.
В тот день он гулял яркой, почти весенней улицей Старой Праги. Да и
точно - по календарю был март, в начале, и здесь, в Центральной Европе, в
относительно мягком ее климате, было куда больше света и тепла, чем в
Москве, и подавно - в Ленинграде. Он шел мокрой брусчаткой, мощенной еще при
Тихо Браге - великом и смелом астрономе, вопреки всему высчитывающем пути
далеких планет. И, надо же, спустя 600 лет в Европе объявились новые ереси,
за и против которых (без разницы) вырывали ногти, заключали в страшные
лагеря и убивали. Правда, в облике городов этот атавизм зверства никак не
отразился.
Да, Прага была многолико красива: с наслоениями архитектуры разных эпох
и стилей. Потемневшая Влтава была еще подо льдом. На левобережье возвышался
Град (Пражский Кремль) с готическими инкрустациями собора св. Витта. В белом
солнце текли и смазывались граненные и фигурные шпили, вымпелы, штандарты.
Мокро блестели железные, черепичные и графитовые крыши. По высям и далям - в
самом городе и за пределами Праги - было на что посмотреть. Чехи жили много