"Игорь Алимов. В сторону Клондайка" - читать интересную книгу автора

Родители развели руками и оставили наследника в покое. А ему того
только и надо было. Окружающий мир был отвратителен Ларсу, и для того, чтобы
лишний раз его не видеть, мальчик научился отключаться от действительности с
открытыми глазами. Домашние по наивности считали, что Ларс думает
удивительные думы, вызревает как гений, а он просто болтался бессмысленно в
одному ему понятных и доступных видениях. Всякое посягательство на свой
покой мальчик воспринимал болезненно: из глубины души, как глубоководное
чудовище, поднималась неконтролируемая злоба, охватывала все его существо и
заставляла крепко сжимать хилые кулачки в желании разорвать, порушить и
растоптать.
Потом Ларс понял, что в кроватке - на спине, за идиотской пластикатовой
решеткой - он очень уязвим, ибо любой может подойти, начать размахивать над
ним руками, греметь всякими дурацкими фигулинами и произносить в его адрес
речи. И тогда в один прекрасный день Ларс вылез из кроватки, больно
ударившись отросшей за время горизонтального существования задницей, и
неумело перебрался через весь бокс в темную щель под торчавшей из стены
кроватью: предполагалось, что когда он вырастет, то это будет его кровать.
Родители, само собой, изумились - ну как же, три года лежал, а тут на
тебе, раз - и нету!
О боги!
Куда делся?!
Ларса довольно быстро нашли в его новом убежище: он, не озаботившись
конспирацией, сволок в щель одеяло с кровати и устроил из него вполне
удобное лежбище; но на призывы выйти и попытки вытащить Ларс ответил такой
неожиданной для родителей яростью, что они оставили сына там, где он есть,
отступили на пару метров и принялись совещаться. Ларс с радостью слушал их
взволнованные, оторопелые голоса и думал про себя: вот фиг вам, не выйду я
отсюда. Потом отец приступил к отпрыску с воспитательной речью, привел ему
разные убедительные, весомые аргументы и красочно расписал достоинства жизни
на своих двоих среди таких же прямоходящих; Ларс не ответил ни слова. Тогда
в дело вступила мать, воззвала к его сыновним чувствам - и тут Ларс не
сдержался. Из опрометчивого опыта с одеялом он уже сделал важный вывод и
понял, что ежели хочет быть подальше от мира, не стоит являть направо и
налево свои способности; но тут - не сдержался. Ларе ответил матери - глухо
и отчетливо: "Да пошла ты... Мамацао[1]!"
С того дня между мальчиком и его родителями пролегла глубокая пропасть.
Клара Шоербезен впала в истерику и на два дня слегла от переживаний.
Шоербезен-старший еще пару раз пытался вступить в контакт с внезапно
заговорившим сыном, но нарвался на те же выражения; Ларс послал бы его и
позаковыристее, но его вокабуляр был пока еще не столь велик. Однако, чтобы
заявить: "Я меня рожать не просил" - его словарного запаса вполне хватило, и
потрясенный отец тоже отстал.
Позиции были окончательно определены.
Когда Ларсу стало неудобно под кроватью, он перебрался наверх - но и
только. Мальчик по-прежнему снисходил до питания, но не до общения, и вскоре
почти единственными посетителями его бокса стали разнообразные дроиды. Ларса
это как нельзя лучше устраивало. Он даже терпел подосланного
Шоербезеном-старшим дроида-учителя, поскольку довольно быстро научился
выключать машину, когда она надоедала. А еще Ларс полюбил кибер-куб, который
отец установил у него в комнате на Ларсово восьмилетие. Вот это была штука