"Татьяна Алферова. Коломна. Идеальная схема" - читать интересную книгу автора

ты все-таки мне снишься, и на самом деле тебя нет, - невежливо рассудил
он. - Проснусь - и ты сгинешь?

- Это как захотите, - Люба обиделась, побледнела и исчезла.

Николаю еще во сне сделалось неприятно от известия, что кто-то умер в
его мастерской, пусть и давно. Он столкнулся со смертью один раз, в бытность
с первой женой. У них умер пес, тринадцатилетний эрдельтерьер. За неделю до
смерти у того началась сердечная недостаточность, почти как у людей. Пес
тяжело дышал, не давал спать, закапал слюной ковер, шерсть у него потускнела
и начала лезть, как-то разом, хотя эрдели не линяют. И тогда Николай,
позволявший псу спать в кровати, прямо на простынях, есть из собственной
тарелки, пить пиво - а тот любил пиво - из своего стакана, начал брезговать
им. Страшно дотрагиваться до слюнявой морды, ввалившихся часто вздымающихся
боков, словно можно заразиться смертью. Пса требовалось пожалеть, помочь ему
преодолеть страшный рубеж, но брезгливость и злость за недосыпание
оказывались сильнее. Неделю они с женой продержались, но после выходных,
когда спали по очереди, кололи псу сульфокамфокаин, анальгин и димедрол, не
выдержали и вызвали ветеринара. Пес ушел в свое собачье небытие. Больше
Николай собак не держал. Кошки уходили незаметней, может, потому что были
мельче. С другой стороны, смерть смерти рознь. Люба умерла давно, он не
видел этого своими глазами, и не факт, что совсем умерла - вот же она,
ходит, говорит. Во всяком случае, брезгливости новая жиличка у Николая не
вызывала.

Зима шустро как заяц скакнула из января в февраль и подгрызала март.
Николай привык к неотлучному присутствию Любаши, но не так, как привыкают к
кошке. Другого смутило бы подозрение, что мысли более не являются интимной
собственностью владельца, и Люба может слышать их, но Николай скоро забыл о
том. Его реальность оставалась столь же нелинейной, как и прежде, и он
вдохновенно творил истории, теперь уж для Любаши. Солнце в мастерскую
никогда не заглядывало, мешал флигель напротив, но дневного света хватало,
чтобы изгнать "сожительницу". Днем Любы не было. Николай стал чаще
задерживаться, дожидаясь ее возвращения в сумерки.

- Не пойму, - жаловался Николай. - Почему ты не видишь сквозь стены?
Путаница у вас, почти как у нас в канцеляриях. Тоже бюрократия? Одному можно
двор контролировать, другой нельзя из помещения нос высунуть. Нелогично. Вы
же оба духи. А что на нашем этаже твориться - тоже не видишь?

Любаша пожимала плечами, совсем как современная школьница, и загадочно
обещала перемены.

- Какие перемены? Ты же не умеешь предсказывать, - подначивал Николай.
Некоторые перемены в доме все же имели место. Не совсем в доме, скорей в
дворницкой. Бомж Толя, крупный чернявый и быстроглазый, перешел на легальное
положение, хотя шансов у него было меньше, чем у прочих. Прошлой зимой Толя
отморозил ноги, да так убедительно, что началась гангрена. Его, без
сознания, забрали в больницу прямо с улицы - повезло, под самые холода попал
на белые простыни к теплым батареям. Ноги ампутировали. Выписывать Толю было