"Татьяна Алферова. Коломна. Идеальная схема" - читать интересную книгу автора

беру и молчу, сам знаешь, как могила. Решил наш Петр Александрович, дай,
узнаю, чем живет старый друг, да и припугну его самого, чтобы впредь
копеечки не тратить. Так ведь? Пришел вынюхивать, за руку ловить? И что?
Думаешь, сможешь меня шантажировать? Нет, брат Гущин, кишка тонка, будешь
мне по-прежнему в долг давать, в бессрочный. За то самое знание, за тот свой
опыт, которого теперь стыдишься.

Гущин взял себя в руки, даже расслабился немного. Наклонил голову набок
и спокойно отвечал: - Ты, мало того, подлец, ты - провокатор. Будь ты
красным, террористом - одно, скверно, что говорить, страшно, но не постыдно.
Но ты же и бандитов своих предаешь. Сам их вовлекаешь, как меня когда-то, а
после предаешь. Я тебя не шантажирую. Я знаю, к кому идти, кому рассказать о
сегодняшнем госте, о твоей роли. И я пойду и расскажу. Пусть твои друзья
сами тебя судят, а суд у них скор. Пойду, потому что мне мерзко. Вовсе не
из-за денег. Но денег ты, понятно, больше от меня не увидишь.

Самсонов улыбнулся, и лицо его совершенно переменилось, сделалось
опасным, чуть ли не красивым в своей остроте, глаза заблестели. Он шагнул к
железной печурке, схватил кочергу, улыбка превратилась в оскал, Самсонов
шептал что-то, но слова не достигали слуха, в уголках рта вскипели пузырьки
слюны. Гущин попятился к двери, вытащил из кармана руку с револьвером и
неестественно тонким голосом крикнул:

- Не подходи, припадочный!

Самсонов медленно приближался, улыбаясь и поднимая кочергу. Гущин
выстрелил, не целясь, присел, зажмурился, но тотчас вскочил и бросился вон,
не выпуская пистолета. Николай видел, как Самсонов упал и не шевелился
больше. Ни одна дверь не хлопнула в доме. Разве нет никого? Ни звука, ни
движения. Николай обошел лежавшего на полу, выглянул. В коридоре также пахло
березовым веником и еще порохом из комнаты, из распахнутой на улицу двери
ухмылялась подступившая ночь. Ни соседей, ни прохожих, ни бегущего на
выстрел городового. Куда подевались? При входе на мост сидела, вместо Кошки,
жирная рыжая крыса, шевелила голым хвостом. На Николая внимания не обратила,
мыла острую морду передними лапами с совершенно человеческими пальчиками.
Пейзаж сделался черно-серым, даже фонари потеряли цвет, буквально повторяя
старую фотографию. Сон кончался. Главное, повторить его очнувшись, чтобы не
забыть, чтобы рассказать Любаше, как умер ее возлюбленный и какой скотиной
оказался. Или не рассказывать. Нет уж, пусть знает.

Николай проснулся, побрел на кухню варить кофе, чтобы принести жене в
постель по случаю выходного дня. Нехитрое дело, зато отдача какая. За тот
кофе жена охотно извинит мелкие проступки, обычную рассеянность, что
накатывает на Николая дома, позднее возвращение, да мало ли нелепых причин
для обиды. Пока следил, как поднимается коричневая пенка в турке,
автоматически наливал кофе в чашку, доставал деревянный подносик, утвердился
в мысли, что Гущин выстрелил со страху. Петя испугался, как только услышал
первые фразы вошедших хозяина с гостем. Возможно, он знал того Брюзгливого,
или поразился двуличности Самсонова. Чего уж тут удивляться, если Самсонов
его шантажировал. Смешные они какие были, в политику играли. Значит, Гущин