"Любовь Алферова. Хрустальная медуза" - читать интересную книгу автора

Тут Кракарский сам резко отстранился от гостя, отступив на шаг во тьму
передней, и скорбно прикрыл ладонями глаза.
- Ах, моя рана! Моя незаживающая рана! Незабвенная сестра моя! Геля,
Геля...
- С ней что-то случилось? - сочувственно прошептал Шурик.
- Умерла, - угрюмо изрек могучий Кровилион. - После кончины отца с
матерью мы были с ней одни на целом свете. Я - эгоистичный, как все
молодые честолюбцы, вгрызался в науку, ни с чем не считаясь. А она!.. Нет,
она не роптала. Содержала садик и огород, летом пускала жильцов, а деньги
отправляла мне. То на дорогостоящие опыты, то на новые брюки, которых я
множество протер на студенческой скамье и позже. А ведь она, моя бесценная
Ангелина, тоже была молода и жаждала наслаждений жизни. Но... Принесла
себя в жертву. Я утешаю свою совесть мыслью, что это жертва не мне, а
науке, которой я преданно служил.
- Но у нее была дочь. Альмира... Мы вместе играли в детстве, -
подавленный горестным известием, тихо проговорил Елизаров.
- Малютка утонула, - это сообщение исторгло из глубин мохнатой груди
Кракарского обрывок рыданья. - Бедная Геля не перенесла ее гибели.
Сердечный приступ ночью. Поздняя осень. Пустой дом. Прошу вас, не будем.
Мне слишком тяжело!
- Право, я не хотел... - застыдился своей назойливости Елизаров. -
Просто я не знал... Знаете, такое необъяснимое совпадение...
- Совпадение - на диво! - подхватил экс-профессор, очнувшись от своей
печали. - Ехали за воспоминаниями детства, а попали ко мне, каково? Перст
судьбы! Но уж я вас просто так не выпущу - не надейтесь! Располагайтесь и
будьте хозяином. Я одурел от одиночества и рад до слез. Неслыханное
везенье. Сам Елизаров - на пороге!
- Да что вы в самом деле... - забормотал Шура.
- И я хорош! - спохватился хозяин. - Полчаса держу вас на крыльце.
Милости прошу! И не откажитесь от угощенья! Я как раз собирался
подкрепиться - и стол накрыт. Сюда, сюда, на верандочку...
Миновав вслед за хозяином знакомый с детства коридор, куда выходили
двери трех нижних комнат и где на годы застоялся тот давний дачный запах
старого дерева, печного дыма и терпких гераний, Елизаров оказался, на
веранде. Воздух здесь пронизывали алые, охряные, аквамариновые лучи,
падавшие сквозь цветные стеклышки. Стоял тот же овальный дубовый стол и
старинные, аббатские стулья с высокими спинками. Шелковисто светилась
чистая льняная скатерть. На ней стояли длинное блюдо с холодной телятиной
и высокий, оплетенный ивовыми прутьями кувшин с каким-то питьем, специи в
замысловатых склянках, россыпью валялись спелые помидоры, пучки зелени.
Шурик робко поставил у порога дорожную сумку и ошеломленно
осматривался. Что-то здесь неуловимо изменилось... Может быть,
настораживала эта роскошь, парадность, натюрмортность стола.
- У меня обычай - после полуденного сна плотно закусить, - говорил
между тем хозяин. - Я, знаете ли, живу по свирепому режиму. Встаю ни свет
ни заря, в середине дня отдыхаю - и снова за труды. В моем возрасте
боишься не успеть. Однако, присаживайтесь! Болтливость у меня тоже от
одиночества, не обижайтесь, - он отодвинул один из стульев. - Прошу!
Шурик застеснялся. Он чувствовал такой гнетущий голод, что готов был
лицом уткнуться в блюдо с телятиной, но воспитанность, конечно, требовала