"Светлана Алексиевич. Зачарованные смертью" - читать интересную книгу автора

Это слова, а слова нынче бессильны. Пусть говорят судьбы...
Я безнадежно влюблена в реальность. Но это самое страшное - собраться с
духом и броситься в пропасть бесконечного страдания другого человека. Я не
успеваю набрасывать портреты. Слишком быстро ни меняются, слишком подвижны и
неустойчивы черты нашей новой истории. Я делаю простые снимки. Моментальные
снимки. И всегда помню, что в одной фотографии отражается всего лишь одна
сотая секунды, тороплюсь. Но все-таки надеюсь, что это не только фотографии
и документ, но и образ моего времени, каким я его вижу.
Вы не задумывались, почему так волнуют бесхитростные семейные альбомы?
Они невинно просты и бессмертны. Наверное, впаду в грех, но все-таки
осмелюсь: искусство мне напоминает, свидетельствует о Боге, а семейные
альбомы рассказывают о маленькой бесконечной человеческой жизни... Взглянуть
бы сейчас на обычную фотографию обычной девочки, например, Древней Греции
или Рима... Вот она - с бабушкой... Или - вот она - невеста... О чем и
какими словами признавались ей в любви? О чем болтала с подружками?
Воскресло бы время. Живое время, когда простое становится великим.
И чем больше слушаю и записываю, тем больше убеждаюсь, что искусство о
многом в человеке и не подозревает. Не все говорят слова, не все могут
краски, не все дано звукам, не все спрятано в молитвах...
Зачем-то каждому из нас дана своя жизнь. И свой путь.
Уходит время... Время великих обманов... Послушаем его свидетелей.
Честных свидетелей. Пристрастных. Они убивали себя, чтобы жили призраки...
Дьяволу надо показывать зеркало. Чтобы он не думал, что невидим...
Вот и ответ на вопрос: зачем эта книга. Все дело в призраках. Если мы
не убьем их, они убьют нас...

История с обмотками, красными звездочками

и четвертым сном Веры Павловны

Василия Петрович Н. - член коммунистической партии с 1920 года, 87 лет
"Я подумал: хороший день для смерти. Чисто. Снег. Кто-то начнет все
сначала. Жизнь - театр, у кажого - своя роль. Мой театр исчез. Люди, которые
были когда-то моими друзьями, с которыми у меня была она память, одно время,
уже обратились в воспоминания, в туман, я не могу их отличить от сна. От
ночного бреда. Одно время заканчивается, начинается другое. Мне далеко за
восемьдесят. Я ужасно старый. Впасть бы в старческий маразм - вот где
спасение. Становишься свободным, как ребенок, нет памяти ни о чем... Нет,
вижу все отчетливо, как на рассвете...
Эти ужасные боли в суставах... Но они помогают, они примиряют со
смертью, потому что делают равнодушным. Остается одно желание: скорее бы все
кончилось, особенно после бессонницы, после мучительной и хладнокровной
пытки бессонницей...
Я пытался уйти... Сам... Ремень на шею... Завязываешь, как галстук...
Правда, я уже давно не носил галстук. Он мне они к чему дома, на кухне.
Среди людей я бываю редко, а теперь и совсем не хочется, я никого не знаю ни
в своем доме, ни на своей улице. Последний знакомый старик из соседнего
подъезда умер лет пять назад. Я потерял столько близких, что у меня там их
больше, чем здесь Смотрю на улицу, на жизнь из окна, наблюдаю. У меня третий
этаж, даже лица могу разглядеть, прически. Что я заметил: женщины снова