"Светлана Алексиевич. Зачарованные смертью" - читать интересную книгу автора

архитекторы, учителя... А требуются штукатуры, маляры, каменщики,
крановщики, разнорабочие... Стала читать объявления в газетах, на столбах,
на стенах домов. Требуются... Требуются... Требуются... Опять: штукатуры,
каменщики... И молодые женщины для работы в коммерческих магазинах, офисах.
Несколько раз сходила по этим адресам: кто за плечи берет, кто за коленку...
- Вы женщина без комплексов? Нам нужны женщины без комплексов...
- Я инженер.
- Инженеры нам не нужны.
И тогда я себе сказала: у тебя есть муж, у тебя есть сын. У тебя есть
дом. Им нравится, когда мама красивая. Я буду делать красивые прически. Они
любят, когда в доме пахнет домашним печеньем. Я буду готовить им вкусные
обеды. Муж всегда хотел, чтобы я не работала, сидела дома. У очага. А тут
еще у него хорошо пошли дела: он - архитектор, у них много заказов. Его
денег нам хватает... На ту обычную жизнь, к которой мы привыкли, а о
роскоши, об излишествах я представления не имею. Когда я так решила, мне
показалось, что на какой-то миг я обрела освобождение и снова поняла, как
мне надо жить. Я даже себя уговорила, что я домашний человек, а не
общественный. Но первые дни по привычке заводила будильник, вскакивала в
шесть часов утра. В окно гляну: все куда-то бегут, торопятся, а я - дома, не
вместе со всеми, не в этой толпе. Недоумение: почему? Я привыкла
принадлежать толпе, давно заведенному кем-то порядку, ритму. Это так просто
и удобно. Мне некогда было задумываться: какая я, что люблю, что со мной
происходит, что со всеми происходит? Утром даже забывала свои сны, они
ускользали, мне некогда было докапываться до чего-то тайного в себе. Тайного
не было. Душевная жизнь, наверное, заменялась работой, и даже не самой
работой, а временем, проведенным в институте. Поэтому мне больше всего не
хватало девчонок из моего отдела, именно девчонок, нашего трепа. Наш отдел -
это отдел множительной техники, сюда приносили готовые чертежи. Мы их
размножали и отдавали заказчикам. Сидишь и складываешь бумажки, я любила,
чтобы аккуратно, стопочкой. Работа была на втором плане, а на первом - наше
общение, и не общение это, а задушевные посиделки, треп. Раза три за день мы
пили чай, ну, и каждая рассказывала о своем. Привирали, выдумывали. Отмечали
все дни рождения и праздники. Складывались по двадцатьпятке на крестины, на
родины, на свадьбу. А после работы бежишь домой, по дороге надо заскочить в
магазины: в одном - постоять в очереди за мясом, в другом - яйца дают. Там
геркулес выбросили. Два автобуса пропустишь, битком набитые, в третий,
наконец, втиснешься. Домой приходишь уставшая, измученная. Не хочется думать
ни о чем, отбрасываешь от себя все мысли, и у тебя полное право на то, чтобы
отключиться. Ты полностью истратилась, ты чувствуешь себя мученицей,
жертвой. Мне кажется, если бы сейчас все у нас было в магазинах, не стояли
бы люди в этих очередях днем и ночью за молоком и мылом, хватало денег,
самоубийств было бы еще больше. Появились бы вопросы, они всплыли бы тут же:
почему мы так живем, кто мы? На них над было бы отвечать. А сейчас спасает
то, что надо бороться за выживание. Все надо достать, выбить, скопить,
подождать, вытребовать... А я выпала из этой тележки...
Теперь я вязала свитера, варила обеды, мыла полы, чистила окна. И в
один из дней обнаружила, что они меня не замечают. Муж приходил с работы,
заваливался на диван и читал газеты. Сын возвращался из школы, обедал и
закрывался в своей комнате. Включал музыку. Со мной никто не разговаривал.
Подай... Принеси... Где чистая рубашка? Где чистые носки? Что у нас на обед?