"Светлана Алексиевич. Зачарованные смертью" - читать интересную книгу автора

переместиться... Но и домой я не хочу... Муж вчера приходил:
- Так нам самим стирать грязное белье или подождать тебя?
- Носки постирайте, а остальное оставьте, - сказала я.
Как в пьесе (когда-то в институте я увлекалась театром): одно - то, что
я думаю, второе - то, что я говорю, третье - то, что происходит. Им нужна
домработница... У них кучи грязного белья и немытой посуды, они жуют и
перехватывают что-то всухомятку. Я их люблю... Я должна вернуться...
Умирать унизительно. Попадаешь во власть людей не только близких, но и
чужих. Они умывают, одевают, отпевают... Если бы бесследно исчезнуть, а то
остается тело, с которым продолжают возиться. Это со мной случилось... Как
молния... Как припадок...
...Мои родители - рабочие на фарфоровом заводе. Я у них одна. Они меня
любили, баловали. Когда я выходила замуж, они дали мне все: мебель, посуду,
ковер, постельное белье, подушки. Всю жизнь они это собирали, копили, я не
помню, чтобы они куда-нибудь съездили на курорт или отдохнуть, они все время
работали и говорили, что живут для меня. Я действительно не могу вспомнить,
чтобы они сделали что-то для себя, кроме необходимого. Конечно, тогда жизнь
была проще, потому что все жили одинаково, пусть кто-то чуть беднее, кто-то
чуть богаче, но в общем-то все были равны. И в той жизни я знала, как жить:
я должна была хорошо учиться, чтобы поступить в институт, после института
выйти замуж. Мне кажется, что я прожила бы свою жизнь так, как прожили ее
мои родители. Но все вдруг поменялось... Нас кинули в капитализм... И дело
даже не в идеологии... Сломали схему, по которой я умела жить. Мы все были
роботы, нас запрограммировали... И в то же время, например, я была
идеалистка. Я была идеалистка в том смысле, что не знала свое место в жизни,
как теперь говорят, свою цену. Жизнь не требовала от меня таких усилий,
какие нужны сейчас, я могла мечтать. Вы оглянитесь вокруг: сколько у нас
идеалистов, нереальных людей! Я любила проснуться утром, лежать с открытыми
глазами и мечтать о чем-то радостном, далеком, я даже не обрисую детали, но
чувства свои помню... Мне было легко жить... Мне все было понятно... Вот
скопим деньги и купим машину... Построим дачу... Вырастет сын...
Свобода. Что это такое? Не знаю.
- Мама, - спрашивает сын, - ты знаешь, что такое роскошь?
Не знаю. Сломали схему... Раньше была одна знаковая система, сейчас
совершенно другая... Я неожиданно оказалась за бортом... Я работала в
большом проектном институте - полторы тысячи человек, его еще называли
"женский институт", потому что инженер у нас уже давно женская профессия. Мы
проектировали конезаводы, животноводческие фермы... И вот нас кинули в
капитализм... Первый слух: готовят списки на сокращение... Во время обеда
купили с девочками торт, пьем чай и гадаем, высчитываем: кого? Уже известно,
что мужчин не сокращают, у нас их и так мало, сокращают одних женщин. Второй
слух: матерей-одиночек, разведенных и тех, кому осталось несколько лет до
пенсии, тоже не трогают. Все начинаем собирать справки, некоторые даже
разводятся. Курим и плачем в туалете. Наконец, вывесили приказ: я нахожу
свою фамилию... Куда бежать? На кухню, в постель? Каждый брал свое. Я не
борец, меня учили жить по схеме, а не бороться за свое место под солнцем.
Мне обещали, что места под солнцем хватит всем. А теперь мне говорят, что
надо жить по законам Дарвина, тогда у нас будет изобилие. Изобилие для
сильных... А я - из слабых... Пошла на биржу труда... А там тысячи таких
женщин, как я, после института, в основном интеллигентные женщины: инженеры,