"Анатолий Алексин. Рассказы" - читать интересную книгу автора

- Вы с ним познакомились? Он будет Викторию оперировать? Вам сказочно
повезло! Это не целитель, а исцелитель. А уж человек! А уж мужчина...
Пожалели бы меня - гадость бы какую-нибудь о нем рассказали! Похоже, мы
тонули коллективно, втроем: я, он и Виктория. Опасное было погружение. Но и
блаженное...

Хирургическое вмешательство в здоровье Виктории оказалось
чудодейственно-деликатным, как все, что он делал. Тем не менее он задержал
ее в своей ветеринарной клинике на "послеоперационный период". А мне
разрешил навещать ее ежедневно. Верней же сказать, попросил. Такую я уловила
тональность... Ведь мои встречи с Викторией означали и встречи с ним. Он,
таким образом, хоть все еще окончательно и не пал жертвой, но припадал ко
мне все заметнее. И я в ответ проводила с ней - и с ним! - все дни напролет,
до позднего вечера.
- Может, вы хотите остаться с ней на ночь? - однажды предложил он.
"Тогда и я здесь останусь", - услышалось мне в его голосе. Но кругом
были медсестры, ночные дежурные. "А утром я предстану пред ним неубранной,
не принявшей душ... И вообще не в том виде. Нет, начинать надо не с этого!"
- Рано утром ко мне явятся за переводом, - предъявила я наспех
выдуманную причину.
- Совсем... рано?
В его вопросе мне привиделось беспокойство: кто смеет являться ко мне
на рассвете?
- Забежит курьер по дороге в издательство. Как обычно.
- А что вы перевели, если не тайна?
- Чарльза Диккенса! - бухнула я. Хотя Диккенс был известен от корки до
корки на всех языках. И в дополнительных переводах уже не нуждался.
- Это мой любимый писатель, - сказал он. - Очень любимый... Пишет про
детей. А значит, и про собак, которых дети так любят.
Я не сомневалась, что слово "любовь" так или иначе в наших разговорах
начнет присутствовать.
Собачницы меж тем нагнетали:
- Оперироваться у него - одно наслаждение. Легли бы с удовольствием
сами. А уж какой человек... Таких больше нет! Можно верить каждому его
слову.
Я верила не только его словам, но даже его намекам.

Он предписал Виктории и дома еще неделю "полеживать". Но когда впервые
после работы зашел к нам, чтобы проведать, она не по-королевски сорвалась со
своего ложа, забыв про боль и незажившую рану. Поднялась на задние лапы,
которые теперь именовались ногами, и дотянулась до его губ.
Мне это было не очень приятно, потому что он до моих губ еще не пытался
дотягиваться.
По-русски он разъяснил ей, что так поступать рана не позволяет. Он-то
рад бы позволить, но... Тогда она стала ждать его посещений, не покидая
своего раздольного ложа.
Зато после уже окрепшая Виктория загодя, предваряя его появление,
оккупировала прихожую и рассматривала себя в зеркале. Я доверяла часам, а
Виктория своему чутью. Удивительно, но это всегда совпадало.
- Очень тронут, что вы меня ждете, - всякий раз благодарил он.