"Анатолий Алексин. Плоды воспитания" - читать интересную книгу автора

автомобильном заводе, где я - в твоем возрасте! - уже подрабатывал. Чтобы
кормить семью.
- Всю семью? Разве ваши родители не работали? - попытался уточнить я.
- Они тоже трудились... Но мама называла кормильцем меня.
- Мама у вас была, наверное, очень добрая. Моя бы тоже называла меня
кормильцем, если б я хоть чуточку зарабатывал.
Раз он резал меня "по живому", я делал попытки сопротивляться.
"Любовь моя", - говорил он своему коллеге, которого ненавидел.
- Любовь моя, - почти с той же искренностью обратился он и ко мне,
раздраженно утверждая пенсне на своей переносице и с преувеличенным
старанием распушая в разные стороны бороду. - Я в тот день срочно оперировал
женщину.
- Высокую и стройную?
- Что ты сказал?
- Ничего... Я пошутил.
- Объектом шутки ты выбрал страдалицу? Вот и начались метастазы,
которые я предвидел! Но вернемся к футболу... Я спасал жизнь, а ты в это
время, как обычно, развалился у телевизора. И результат игры тебе был
известен. Но ты соврал в свою пользу.
- Как раз это я и считал полуправдой.
- Ложь при отягчающих обстоятельствах!
- Команды играли одинаково - и победа обязана была стать ничьей. Ну,
никому не достаться. Если бы не судья, который...
- Прежде чем судить судью, научись судить себя самого! - Михмат
затянулся так, будто с удовлетворением вобрал в себя то глубокое изречение.
"С чего это он придрался к футбольной истории? - недоумевал я. - Уж не
такой он оглашенный болельщик. И почему вонзился в мой обыкновенный школьный
прогул? Мои ученические дела его прежде не очень заботили: ухожу по утрам -
и ладно! К чему-то он клонит... Есть какая-то, еще не объявленная, причина".
В дверях показалась мама... Отчим с отработанной ловкостью, как
профессиональный фокусник, сунул сигарету в рукав. Странно, что пиджак его
еще ни разу не загорелся. Чаще всего он мамой командовал, но в то же время и
побаивался ее. Это уж позднее, в своей взрослой жизни, я узнал, что
начальники часто побаиваются своих подчиненных, потому что те способны и
взбунтоваться. Властным положением по этой причине не следует
злоупотреблять... Вот и мама, следуя своей природной сговорчивости, все
подчинялась да подчинялась, но у меня было ощущение, что не исключен и ее -
нежелательный для отчима - бунт. Он мог быть безмолвным, как оружие с
глушителем. Но отсутствие звука не сделало бы его менее опасным.

Отца своего я не помнил... Мой приход в жизнь почти совпал с его уходом
из жизни. По рассказам, мама отца боготворила.
- До сорока трех я прожил холостяком, сутками пропадал в больнице. И
навидался заботливых жен. Но такой не встречал никогда! - то снимая, то
вновь утверждая на носу пенсне, поведал мне как-то Михмат. - "Счастливец!" -
думал я о твоем отце, хоть знал, что он обречен. Мама что ни день
притаскивала ему в мисках блюда из китайского ресторана, который он прежде,
в свою здоровую пору, предпочитал всем другим злачным местам. А сколько она
пожертвовала ему собственного гемоглобина! Это уж выглядело даже не жертвой,
а попыткой самоубийства... "Вот какую тебе надо супругу!" - будто услышал я