"Анатолий Алексин. Ночной обыск " - читать интересную книгу автора

опасности, кажется, не подвергался.
- Не смей иронизировать! - приказала мама.
- Факты и ирония - разные вещи.
- Я впервые слышу про это... Надо будет напомнить в письме... которое
мы напишем.
- Еще одно?
- Не одно... Мы будем писать до тех пор, пока наш голос к нему не
прорвется!
- А ты убеждена, что товарищ Сталин любит, чтобы ему напоминали о
подобных событиях? Не все ведь жалуют тех, к кому по долгу совести должны бы
испытывать благодарность.
- Он, как никто, благороден! И ему можно напомнить... Корректно,
разумеется.
- А не кажется ли тебе странным, что Алешу взяли через месяц после
Авксентия Борисовича? - Отец и своего заброшенного невесть куда родственника
назвал не академиком, как было принято у нас в доме, а по имени-отчеству. -
Авксентий Борисович не из героев Гражданской войны! И боль не выносит даже
малейшую. Помнишь, как ты ему на даче занозу из пальца вытаскивала? Ну, а
если ему не занозу вогнали, а что-нибудь поострее и не в палец, а, допустим,
под ногти?
- О чем ты? Такие методы применяли в средневековье!
- Зачем столь дальние экскурсы? И сейчас применяют. Вот, к примеру, в
гестапо.
- Но у нас не гестапо!
Отец промолчал.
- Авксентий Борисович, комкор, отец Нади с пятого этажа... -
проговорила мама.
- Долго перечислять! - перебил ее отец. - В этих арестах даже логики
никакой...
- Почему? Я разгадала их нелогичную логику. Все же я теоретик!
- Любопытно послушать.
- Кто-то хочет создать, как я уже не раз говорила, атмосферу страха. Но
не какого-нибудь обычного, маленького... а сатанинского! Тут как раз и нужна
непредсказуемость, нелогичность репрессий. Пойми, если они логичны, то не
так устрашающи, их можно избегнуть: не буду делать ничего
предосудительного - меня не тронут! А нелогичные действуют как бы вслепую, и
от них не гарантирован, стало быть, ни один человек. Ни один!
- Жутковато... Но, думаю, ты права.
- Обличать "варфоломеевские ночи" я не боюсь!
- Ты, к несчастью, вообще ничего не боишься.
- Ему надо обо всем сообщить. И как-то так передавать письма, чтобы
прямо... из рук в руки.
- Танюшу пожалей...
Отец долго молчал, прохаживался по комнате, потом вновь присел на
кровать и склонился прямо над подушкой, над маминой головой. И я уже не
слышала его голоса. Чуть в соседнюю, родительскую комнату не ввалилась, так
налегла на дверь. Но разобрать ничего не смогла. Голос отца шуршал
осторожно. Как шины его длинного вместительного автомобиля в нашем ночном
дворе.
А потом мама заплакала. И это я услышала сразу. Никогда за все свои