"Анатолий Алексин. Ночной обыск " - читать интересную книгу автора

одиннадцать с половиной лет я не видела слез на ее лице. И свои-то
обдуманные рыдания я чаще всего адресовала отцу: на него они действовали.
Мама отвергала такой "способ доказательств". И вдруг сама... Она обхватила
бритую голову отца и стала исступленно твердить:
- Не отпущу... Не отпущу... Не отпущу...
- Тише. Танюшу пожалей, - попросил отец. И снова зашептал что-то маме в
ухо. Но это не было успокоением, потому что она стала захлебываться плачем,
как захлебываются лишь малолетние и как даже я давно не захлебывалась.
- Не отпущу!
- Прошу, умоляю тебя: потише.
- Из-за этого, значит, ты и вышагивал по квартире? Я думала, что ты
сходишь с ума из-за Пашиного и Алешиного несчастий. А ты, оказывается,
сходил с ума от...
- Ты права, - перебил отец, чтобы она не смогла договорить свою правду.
- Что ты придумал?!
Мамин крик был особенно жутким, потому что прозвучал в ночной тишине.
- Я ничего не придумал. Так придумала жизнь.
- Тогда я... ненавижу тебя. Не жизнь, а тебя! Презираю...
Мама это прошептала. Но мне показалось, что тоже выкрикнула. И даже
громче того, что действительно было криком.

Мама слыла общепризнанной красавицей, а у отца даже волоска на голове
нельзя было отыскать. Но он ее не ревновал, а она его ревновала. Страдания
без слез бывают особенно заметны. Мамино лицо искажалось мукой, когда она
уверяла отца, что он в театре или в гостях на кого-то не так посмотрел.
- Откуда ты взяла? Я смотрел на тебя.
- Наберись мужества и сознайся, что меня ты вообще не замечал. А от нее
не отрывал глаз. У тебя такие глазищи, что их не спрячешь...
- Да не смотрел я!
- Смотрел!
Едва я успела накануне подумать, что было бы счастьем, если б вернулись
такие вот мамины переживания... как они и вернулись.
- Не отпущу... - заклинала она. - Не отпущу!
Куда? Или к кому? К "кому" было тогда менее угрожающим, чем "куда".
В дни бедствий дети взрослеют быстрей... И чем невообразимее беды, тем
раньше настигает их взрослость: нарушение законов общечеловеческих вызывает
и нарушение физиологических правил. Когда ныне ликуют по поводу акселерации,
я недоумеваю: "Чему, собственно, радоваться? Тому, что от детей до срока
уходит детство?"
Атмосфера, в которую опрокинул наш дом тот год, как-то сразу, с
жестокой, не желающей ни с чем считаться стремительностью сделала меня
взрослой.
"Наверное, мама опять мнительно приревновала отца... и воображает, что
он к кому-то собирается уходить" - так примерно я размышляла.
От необходимости непрестанно воспитывать меня маму отбрасывали лишь
волны женской ревности. Теряя самообладание (а она теряла его исключительно
в этих случаях), мама при мне начинала упрекать отца за его взгляды - не
политические, разумеется. А буквальные! За какие-то его "мужские намерения",
которые она подразумевала.
В общем-то я понимала маму. Будь моим мужем такой человек, как отец, я