"Анатолий Алексин. Ночной обыск " - читать интересную книгу автора

зависть. Я бы, разумеется, возмутилась, восстала, если б кто-нибудь вслух
обвинил меня в этом. Потому что самолюбие не что иное, как замаскированное
более хитрым словом себялюбие.
Увы, гораздо легче похвалить одежду, которую можно купить, чем
достоинства человека, приобрести которые за деньги нельзя. Надя была всего
на год старше, но выглядела, как говорили, "маленькой женщиной". И это не
вызывало ощущения противоестественности, конфликта с законом природы.
Наоборот, это как бы подсказывало, что со дня рождения человек - не просто
ребенок, а маленький мужчина или маленькая женщина (и что это вовсе не одно
и то же!).
Я продолжала быть маленькой в смысле буквальном. Но общая напасть
высветила мелкость многих индивидуальных страданий - и я перестала
завидовать Наде.
Надин отец, сын грузчика, окончивший до революции всего четыре класса,
знал пять языков. Его называли странным словом, которое явилось словно бы из
любимых мною книг Брема и относилось к какому-то всепожирающему чудовищу:
"полиглот". Оно не обозначало его профессию: по профессии он был дипломатом.
Мама рассказывала, что во времена голода, чуть не удушившего нашу страну,
Надин отец "мотался по миру", чтобы с помощью сытых, но честных людей (мама
называла их "прогрессивными") спасать людей голодающих.
- Его заслуги перед страной очень велики, - сказал, помню, мой отец.
- За что его и посадили в тюрьму, - добавила мама. - Отблагодарили...
Те, которые хотят обескровить партию и погубить ее вождя!
Когда разговор касался вождя, отец уклончиво не поддерживал маму.
"Может, причиной всех - и даже таких - его несогласий... была Лариса?" -
стала подозревать я позднее.
- Однажды, - рассказывала мама, - Надины родители пригласили меня быть
арбитром, то есть судьей, в их споре. Мать считала, что Надя не имеет права
выделяться одеждой среди подруг, а отец ее ошибочно, на мой взгляд, уверял,
что по одежке только встречают, что можно и в отрепьях унизить людей, а в
самой изысканной одежде не возвышаться над окружающими. Такова философия, но
не такова реальность!..
Надина мама выбрала судьей мою маму не случайно: в чем-то они были
похожи. И в Надиной семье мать воспитывала, а отец просто общался на равных.
В результате дискуссии Надя подчинилась точке зрения отца. Так ей было
приятней... А то, что приятней, мы чаще всего и принимаем за справедливость.
Я бы поступила подобным же образом! Стремясь доказать отцовскую правоту,
Надя носила платья, пальто и туфли, которые привозил отец-полиглот, так,
чтобы при этом не выделяться. Точнее сказать, она выделялась, но застенчивой
сговорчивостью и неумением считать, что превосходство в одежде дает право на
превосходство хоть в чем-то еще.
В Надю, немея или открыто и вслух, были влюблены и ее одноклассники
(училась она уже в шестом), и семиклассники, и маленькие
мужчины-дошкольники, предлагавшие ей свои трехколесные велосипеды у нас во
дворе.
И вот поклонники отступились... Охладели, как по команде. По команде
своих родителей. Надя не замечала их ранних любовных терзаний, но заметила
их отступничество. Даже дошкольники предали свои чувства: они проезжали на
трехколесных велосипедах мимо Нади, как мимо низкорослого заборчика,
окружавшего тощий сад внутри обширного двора.