"Анатолий Алексин. Дневник жениха" - читать интересную книгу автора

Но "ушат" уже был у меня в руках и находился непосредственно над ее
головой. Хотя она этого и не предполагала...
- Я пришел, дорогая тетя, чтобы в твоем присутствии сделать
предложение Любе!
Тетя немедленно "обожглась" моей фразой - и на ее темно-розовом лице,
даже на губах явственней, чем обычно, проступили веснушки и родимые пятна
всех размеров и форм.
- А что ты решил "предложить" Любе? Музей Чехова. о котором мы
говорили? Или Льва Толстого?
- Я предлагаю ей. в твоем присутствии, тетя. и. уверен, с твоего
разрешения... стать моей женой.
- Су-пру-гой? - с угрожающей медлительностью переспросила тетя Зина.
- Супругой! Вот именно. Хорошо, что ты поняла.
- И просишь у меня, так сказать, благословения? Веснушки и родинки
проступали все отчетливей.
- Я сама впервые об этом слышу, - сказала Люба. - Но если б, как ты,
Митя, решилась... Если б уж я решилась...
- Жизнь в провинции делает людей гораздо самостоятельнее. Даже
детей, - сухо перебила ее тетя Зина. - А чем вызвана эта спешка?
- Дорогая тетя... - Я приник к ней, как это бывало раньше. Она не
оттолкнула меня. - Когда ты узнаешь обо всех подробностях, поймешь
ситуацию, ты дашь свое с° гласие... Дашь! Я ведь знаю тебя. Твою доброту!
- Это доброта с позиций твоих интересов! Потому что я фактически
мать... Быть доброй в данном случае - не значит быть покладистой и
сговорчивой. Пойми, Митенька... Но и Любины интересы тут полностью
адекватны твоим. То есть полностью совпадают... - Она не понадеялась на
образованность "провинциалки". Тетя протянула свои худощавые, рыжеватые
руки к нам обоим. - О, боже мой, какие муки вам заготовил Гименей! Дети,
как уверяют, рождаются для того, чтобы лишить своих родителей эгоизма... Но
я лишилась даже признаков этого порока задолго до твоего рождения,
Митенька. Еще в те годы, когда воспитывала твою маму... Ни один час моей
жизни не принадлежал мне самой! Сперва твоя мама, потом ты... Я счастлива,
что так получилось! Но добровольно принесенные жертвы дают мне некоторые
права. Хотя бы право на элементарное благоразумие.
Я снова прижался к ней, готовый все выслушать.
- Благоразумие... Холодное понятие! Проявляя его, мы порой жертвуем во
имя других своей репутацией. Но что может быть эфемернее, чем она? То есть
ненадежнее, -
пояснила тетя для "провинциалки" из Костромы. - И вот я думаю,
Митенька: что ты из себя представляешь... на сегодняшний день? "Двадцать
семь и один"? Вот и все. Ты безволен и слаб...
Я отпрянул от нее. Мне не хотелось, чтобы Люба слышала это.
- Митенька, ты умный, хороший, но слабый!
Я готов был зажать ей рот. Но, разумеется, не зажал.
- Как же ты можешь взвалить на себя ответственность
В семью, за Любу, которая, видимо, по столь понятному юношескому
легкомыслию, может дать согласие?..
- Во-первых, я его еще не дала, - спокойно ответила Люба, хотя так
стиснула бумажки в руке, что я это услышал. - Я еще сама не "благословила"
твои намерения, Митя. Но, кажется, готова благословить.