"Анатолий Алексин. Дневник жениха" - читать интересную книгу автора

стихи".
- Вот и пойдем.


* * *

Сегодня мы с Любой пришли на необычную "суббогу", где должны были
оживать не повести и романы, а стихи. Первое из них "ожило" благодаря самой
тете.
- Я никогда не позволяла себе менять хоть звук единый, хоть букву в
произведениях великих мастеров. Ибо это кощунственно! - объяснила в начале
вечера тетя Зина. - Святыни можно посещать, ими надо восторгаться, но
нельзя в них вторгаться. И все же я чуть-чуть вторгнусь: изменю в тексте
гениального стихотворения два слова, чтобы доказать, что оно, написанное
мужчиной, с той же силой звучит и от имени женщины!
- Выхожу одна я на дорогу... - начала тетя. Дальше, вместо слов "Я б
хотел забыться и заснуть", тетя, выразительно глядя на меня, произнесла:
- Я хочу забыться и заснуть!
Она пошла на редактирование классика, чтобы сказать мне его устами,
что она одинока, устала и хочет освежиться сном.
- Она устала только от тебя? Или и от меня тоже? - спросила Люба.
Я не успел ответить: Герман начал "оживлять" стихи о любви. Он обычно
находил "жертву" в библиотечном зале - и к ней обращал слова признаний, мук
и тоски. Жертвы начинали ерзать, передвигаться, но взгляд Германа
преследовал их, не отпускал. Казалось, я присутствовал на сеансе гипноза.
Готовясь перейти к очередному четверостишию, Герман приковал себя
взглядом к Любе. Она поднялась и спросила:
- Вы мне что-то хотите сказать?
Все тетины веснушки и родинки сразу же вырвались из засады, обнаружили
себя, готовясь защитить Германа.
- Никакого трагизма! - успокоила Люба. - Я просто не хочу присваивать
то, что мне не принадлежит. В данном случае... чужую любовь. Стихи же не
мне адресованы. И вообще участниц этой "субботы" классики не имели в
виду...
Тетя даже обрадовалась:
- Всякий эксперимент не бесспорен. Он требует обсуждения, а может
быть, и осуждения. Вот прямо сегодня, когда читатели разойдутся, мы и
обсудим... Ты не откажешься, Люба?
- Не откажусь.
После экспериментального вечера у тети разболелась голова, и она
попросила прогуляться с ней нас троих - Любу, меня и Германа.
- Я виновата, Герман, - сказала она. - Получилось, что, проводя
эксперимент с "оживающими стихами", я рискнула не собой, а тобой! Потому
что доверяю тебе. Доверяю!
Все это она произнесла так, точно обращалась к бывшему уголовнику,
которого исправляла "доверием".
Следующая фраза тоже напоминала судебную хронику:
- И я же обязана реабилитировать тебя! Тетя остановилась, обхватила
голову, которая болела и потому не могла принимать быстрых решений.
- Ну, прочитай несколько абзацев из "Героя нашего времени"...