"Валерий Алексеев. Желтые очки" - читать интересную книгу автора

обмотаны тонкой красной проволокой, но выглядели они совсем не плохо и даже
оригинально. "Артель какая-нибудь трудится", - подумал я и стал вертеть в
руках одни очки за другими. Работа была грубоватая: стекла болтались, и
витки проволоки местами были положены неровно.
- А другого у вас ничего нет? - вежливо спросил я.
Внутри киоска то ли хмыкнули, то ли фыркнули, и рука убрала очки.
- Покажите мне, какие у вас есть зажигалки, - сказал я особой
уверенности, потому что все стенки киоска были сплошь деревянные, без
стекол, и я не знал, продаются здесь зажигалки или нет. Но вроде бы должны
продаваться.
Внутри киоска - ни звука.
Мне стало странно, и я огляделся.
Мимо шли редкие, как обычно на нашей улице, прохожие. Они
протискивались между стеной и киоском, не выражая никакого недовольства.
Женщина с коляской рассеянно взглянула на меня и, развернув коляску,
объехала по мостовой, как объезжают большое, но неинтересное препятствие.
Во мне заговорило упрямство. "Что такое, - подумал я, - какие-то
кустари - и ответить не могут по-человечески. Поставили киоск на самом ходу,
разбойники".
Я нагнулся, заглянул в окошечко - и сердце мое екнуло.
То есть ничего особенного я не увидел, а если честно - не увидел вовсе
ничего: темный контур фигуры с втянутой в плечи головой - и взгляд.
Мне не хотелось бы, чтоб на меня еще раз так посмотрели.
- Ладно, - сказал я, - беру очки. Сколько?
Розовая рука положила на лоточек одни очки и, ловко забрав деньги,
исчезла.
Войдя во двор, я нацепил очки на нос (сидели они довольно лихо) и
принялся рассматривать окна и небо.
Что-то потрескивало у меня в ушах, какие-то искры как будто
проскакивали по волосам, но скоро я привык и перестал этот треск замечать.
Стекла были несколько темноваты и имели болезненный вид, но, может
быть, это мне просто казалось.
Купи я их в нормальном киоске, я их считал бы, наверно, образцом
элегантности, тем более что подобных очков я не видел еще ни на ком.
Небо в них виделось мне темно-зеленым, цв?та пыльной тополиной листвы,
а асфальт ядовито-желтого, хинного цвета.
Время было обеденное, во дворе малолюдно, похвастаться очками было не
перед кем.
Я сел у ворот на деревянную скамейку и, скрестив руки на груди,
напустил на себя высокомерный вид.
Вдруг я услышал чей-то писклявый голосок:
- Расселся, важный какой. Ох, дам я ему сейчас, ох, дам.
Я оглянулся так резко, что у меня что-то дернулось в шее.
Вблизи от меня никого не было, только на ступеньках подъезда сидел
карапуз лет четырех-пяти и сосредоточенно возил по асфальту свой паровоз.
Он изредка поглядывал на меня насупясь, но я сидел неподвижно, и он
продолжал играть.
- Сидит тут, расселся, - застрекотал голосок, он вился где-то возле
моего уха. - Сейчас подойду, подпрыгну и дам. Чтоб очки в мелкие дребезги.
Ох, завоет он тогда, ох, застонет! Ишь головой завертел. Заволновался,