"Валерий Алексеев. Желтые очки" - читать интересную книгу автора

То, что отец казался маме смешным, было для меня новостью.
Но, в общем, больших расхождений в маминых словах и мыслях я не
обнаружил, и это было приятно.
Я дал себе твердое слово не надевать очки в семейном кругу и держал его
до самого позднего вечера.
На ночь мы сгоняли с отцом партию в шахматы.
Не удержавшись, я все-таки нацепил очки.
Отец рассеянно взглянул на меня:
- С обновкой тебя, - и углубился в партию.
Он, как всегда, проигрывал, очки смиренно жужжали: "Так, он нас так, а
мы его так, Иван Иванычу позвонить, ведомости заполнить, мы ему так, а он
нам так, и что же мы имеем? Имеем мат в три хода. Эх, сынка, сынка, сидишь в
очках и ничего не видишь. А если так - он так, а мы ему так, нет,
догадается, и тут мат в три хода, нет, в два, не надо обижать мальчика,
пойдем сюда, нет, стоп, уж слишком явно, Иван Иванычу позвонить, ведомости
заполнить. Так что ж нас мучит, что ж нас мучит?" И он подставил ферзя под
стандартную вилку.
Я покраснел.
- Ты что же это, поддаешься, значит?
От обиды у меня из глаз чуть не брызнули слезы.
- Где? Что? - забормотал отец, бросив на меня быстрый взгляд. - Ах,
это! Фу, черт, сглупил!
- Не буду я с тобой играть, - сухо сказал я и снял очки. - Ты что из
меня дурачка делаешь?
- Ах, дурачка? - рассердился отец. - Ах, дурачка? Ну, погоди, сейчас я
из тебя как раз дурачка сделаю. Вот это ты видел? А это видел? А это, это?
Ну, что теперь скажешь?
Он разыграл размашистую комбинацию слонами и конем, загнал меня в
угол - и попался на давно уже заготовленный мною элементарный линейный мат.
Я так и не понял, была эта ошибка случайной или подстроенной, но
надевать очки еще раз не осмелился.
- Пап, а что тебя мучит? - спросил я как бы между делом, складывая
шахматы в коробку.
- Меня? - переспросил отец, и вдруг глаза его стали мокрыми. -
Смотри-ка, замечаешь... А я-то думал, тебе все равно. Спи спокойно, сынка,
милый, все будет хорошо, ложись.
Он думал, что я понял, почувствовал... А я, как пень с глазами, смотрел
и не видел и не понимал ничего...
Спать я укладывался хмурый, от этих чертовых очков трещала голова.
И все-таки так п?шло устроен человек, что в темноте, лежа в постели, я
снова нацепил очки: решил опробовать их на сестренке.
Что думает сестренка - было мне неинтересно. Что может думать пигалица
одиннадцати от роду лет? Но я боялся, что очки размагнитятся за ночь и
завтра я в них ничего уже не услышу.
Мне позарез нужно было узнать, чт? думает обо мне Иванова. Узнать - и
выбросить эти чертовы очки, а еще лучше - сломать, растоптать, сжечь, чтобы
не мешали жить никому.
Сестренка лежала на своей тахте у противоположной стены, ворочалась в
темноте и вздыхала. "Умру, умру, о господи, умру, - зашептали очки, -
противно, стыдно жить, зачем? Никому не нужна, все презирают, хожу как