"Олег Алексеев. Рассвет на Непрядве" - читать интересную книгу автора

невидимая стая диких уток, пряно пахло привядшей травою.
- Звезд-то, звезд! - выдохнул Антон.
Волнуясь, я подумал, что в ночь перед великой битвой вот так же сияли
луна и звезды, проносились утиные стаи, дурманило запахом травы...
Мы шли среди скирд и стогов. Может быть, некогда здесь стояли стога и
ометы, ратники сидели под ними, с тревогой смотрели на звездные россыпи.
Вокруг горели костры, и было их не меньше, чем звезд.
- А вот и наша хата. - Антон показал на приземистое строение.
Было уже совсем поздно, и, чтобы не будить мать, Антон с улицы открыл
одно из окон, и мы один за другим забрались в тесную боковушку.
Мать все-таки проснулась, засветила лампу, принесла хлеб, кринку молока и
кружки.
Взглянув на женщину, я невольно вздрогнул: она была удивительно похожа на
Валентину-партизанку, даже глаза такие же пасмурные, суровые.
- Отец и дядя Сергей погибли, - негромко сказал Антон. - Отца убили в
сорок втором, дядю - в сорок первом...
В молчании мы выпили по кружке холодного молока. Антон открыл сундук,
достал толстенную тетрадь в черном кожаном переплете. На обложке золотой
вязью было написано: "Страховое общество "Россиянин".
- Дядины записи. - Антон осторожно положил тяжеленную тетрадь на стол.
Забыв обо всем на свете, я придвинул лампу, открыл рукописную книгу.
Записи были сделаны черными чернилами, строгим учительским почерком.
Я невольно вспомнил записные книжки и тетради моего отца. Отец записывал
все, что ему казалось важным. На подоконнике у нас лежала стопка тетрадей.
На обложках самых старых был тенистый дуб, поэт в черном плаще, кот,
какие-то птицы и воины в мокрой броне.
В горнице царили чистота и порядок.
- Дядино богатство, - сказал Антон, показав на "Фотокор", подзорную
трубу, треногу и фотопринадлежности.
Над столом висела фотография: похожий на Антона плечистый парень стоял
около щелястой стены сарая, улыбался, уронив на лоб волосы. На другой
фотографии текла река, горбился покатый холм.
- Куликово поле? - спросил я у Антона, и товарищ молча кивнул.
Присев к столу, я бережно открыл черную тетрадь "Россиянина".
"Князь Дмитрий знал, что в войске Мамая несколько тысяч генуэзских
пехотинцев-наемников, это его не удивило: пехота в четырнадцатом веке
приобрела новую роль..."
"Пехотинцу было трудно бороться против всадника в чистом поле, зато у
ворот крепости, за "твердью", в лесу, в горах он чувствовал себя увереннее.
Значение пехоты поднималось в период военных потрясений и катастроф.
Так случилось и в годину монгольского нашествия. Нехватка
профессиональных войск привела к тому, что смерды-"пешцы" стали большой
силой".
Я задумался. Конечно же, псковичи прислали пехотинцев. Конников вообще у
Пскова было мало. Ни в одном краю не было такого количества каменных
крепостей, а ведь крепость - твердыня пехоты.
"Важнейшим оружием "пешца" был топор. Хотя пехота и превышала по
численности конницу, снарядить ее на войну не требовало особых затрат. В
пешем бою употреблялись тяжелые копья, дубины, сулицы и длинные щиты.
Пехотинцы разделялись на тяжеловооруженных пехотинцев - копейщиков и