"Вторжение любви" - читать интересную книгу автора (Вэнак Бонни)

Глава 10

В последующие недели Джасмин продолжила свои нападки на Аманду. Она нашла успокоение в том, что применяла свое перо в качестве оружия, и теперь публично осуждала молодую женщину. Торговцы, чьи магазины посещала леди Аманда, оказались настоящим кладезем информации, которую Джасмин умело использовала. На страницах газеты она зло высмеивала леди Аманду, начиная с ее склонности тратить огромные суммы денег на безделушки и заканчивая привычкой «смеяться подобно лошади с большими зубами». Джасмин частенько посещала эти самые магазины, втайне радуясь тому, как торговцы вслух зачитывают ее колонки под громкий хохот посетителей.

Гайд-парк стал для Джасмин еще одним источником информации. Рядом с Серпентайном она обнаружила тихое место позади раскидистого дерева, откуда могла наблюдать за происходящим, не будучи никем замеченной. Приятели Томаса любили проводить здесь время, поэтому они часто собирались поблизости и болтали обо всем.

С лежащей на коленях раскрытой книгой Джасмин казалась погруженной в собственные мысли и не обращающей внимания на то, что происходит вокруг. На самом же деле она прятала между страницами карандаш и листок бумаги для заметок. В простой рабочей одежде, с волосами, забранными под широкополую мужскую шляпу, она могла сойти за простолюдина или слугу. Общество не считало их за людей, поэтому друзья Томаса открыто шутили и сплетничали, а Джасмин сидела, навострив уши и по крупицам собирая информацию.

Но сегодня никого из друзей Томаса поблизости не было, и она не услышала замечаний о том, как леди Кларедон ссорилась с матерью барона Ридли, собирающейся отложить свадьбу детей, или о том, как мисс Эйвери отправилась на прогулку с Томасом, и о том, как он держал ее за руку. Этот последний факт очень тревожил Джасмин. Она уже собралась уходить, как вдруг увидела, что в ее сторону направляется пара. Девушка тотчас же уставилась в книгу, чтобы остаться неузнанной, потому что это были леди Аманда и лорд Ридли.

Они остановились в нескольких шагах от Джасмин. Достаточно далеко, чтобы их встречу не сочли уединением, но достаточно близко для того, чтобы Джасмин услышала их разговор. Она осторожно посмотрела в их сторону. На красивом худощавом лице барона было написано страдание. Он остановился и сжал руки Аманды, которая выглядела не менее расстроенной.

– Прошу тебя, дорогая, постарайся понять. Я люблю тебя, и я рад, что ты мне доверилась и рассказала о том, что эта отвратительная газета клевещет на тебя. Но моя семья не допустит еще одного скандала. Если кто-нибудь узнает, что в газете говорится о тебе… Последний скандал едва не погубил мою семью. Тогда стало известно, что моя невеста провела ночь в доме другого мужчины без компаньонки. Мои родители были в ужасе.

Аманда зарыдала в голос, и барон протянул ей носовой платок.

– Мне очень жаль, детка, но если газета не прекратит печатать эти статьи… Я не знаю, что мы будем делать. Взять хотя бы этот последний намек на то, что ты хочешь сыграть свадьбу поскорее, потому что тебе есть что скрывать, и это «что-то» появится на свет через девять месяцев. Автор намекает на то, что ты беременна!

– Прошу тебя, Ричард, в этом нет моей вины. Этот ужасный человек… Я не знаю, почему он клевещет на меня.

Молодой барон притянул Аманду к себе, и в его глазах застыло выражение муки.

– Может быть, нам стоит сбежать в Гретна-Грин. Это погасит сплетни, если кто-нибудь все же дознается, что предметом нападок являешься ты.

Аманда отстранилась.

– Но это не снимет подозрений с твоей семьи. Кроме того, наш побег лишь укрепит веру читателей в то, что автор пишет правду. Я никогда не смогу этого загладить. Никогда! Я не могу начинать семейную жизнь, окутанную паутиной отвратительных сплетен. Но постараюсь как-то переубедить своих родителей. Сделаю все, что в моих силах.

Сердце Джасмин упало. Она не писала ничего, подобного. Лишь заметила, что одной хорошо известной в обществе мамаше не терпится сбыть свою дочку с рук быстрее, чем это принято в приличном обществе. Но мистер Майерс переписал колонку, открыто намекнув, что эта самая дочка беременна. Обрадованный увеличением тиража, он решил подогреть нездоровый интерес публики, и теперь каждая колонка Джасмин, содержавшая лишь прозрачные намеки, становилась откровенно скандальной после внесённых в нее поправок. Но у Джасмин не было выбора. Она подписала договор и была обязана выполнять возложенные на нее обязательства. Теперь же, слушая душераздирающие рыдания Аманды, она искренне раскаивалась.

Барон нежно поцеловал свою невесту, и Джасмин инстинктивно почувствовала, что он действительно любит Аманду. Он вновь сжал ее руки, а потом пошел прочь, печально опустив плечи. Аманда же закрыла лицо затянутыми в кружевные перчатки руками и разрыдалась.

Джасмин охватило раскаяние. Несмотря на высокомерное отношение Аманды, она не могла видеть, как любовь молодой девушки рассыпается, в прах. И в этом виновата она, Джасмин.

Не успел барон уйти, как к Аманде направился другой мужчина. Джасмин едва не вскрикнула, узнав в молодом человеке Томаса. Он подошел к сестре.

– Мэнди, вот ты где! Я искал тебя и Ричарда. Почему вы ушли так внезапно?

С громкими рыданиями Аманда бросилась в объятия брата, и Томас принялся что-то нашептывать ей на ухо. Джасмин не могла расслышать слов из-за тихого свиста ветра и шороха осенних листьев. Томас нежно отер слезы с лица сестры и позволил ей поплакать на своем плече. При этом в его глазах сквозила такая же мука и боль, что и во взгляде барона.

Вскоре до слуха Джасмин донесся звук их удаляющихся шагов.

Да, решила она, пора остановиться. Засунув книгу и карандаш в сумку, она зашагала прочь.

Спустя несколько минут она сидела перед заваленным бумагами столом мистера Энтони Майерса. Острый запах чернил и непрерывный шум печатного станка когда-то казались ей успокаивающими. Но сейчас все это действовало на нервы.

– Я хочу закрыть свою колонку, мистер Майерс. У меня больше нет материала, нет доступа в высший свет, чтобы писать о жизни его представителей. Может быть, нам стоит сообщать новости, более заслуживающие внимания. Например, об успехе герцогини Колдуэлл в благотворительном обучении беспризорных детей.

Толстая сигара покачивалась в зубах мистера Майерса. Он с усмешкой посмотрел на Джасмин.

– Стали разборчивой, да? Слишком поздно, публика попалась на крючок. Я не могу закрыть колонку теперь, когда наши тиражи, увеличились вдвое! – Он встал и принялся рыться в письмах, перемежавшихся на его дубовом столе с беспорядочно разбросанными газетами, пожелтевшими от пролитого на них кофе. – Все эти письма пришли в прошлом месяце и адресованы они вам и вашей колонке. Все только и говорят о «Голубой крови».

– Эти разговоры прекратятся, едва только колонка закроется.

– Так же как и подписка на нашу газету. Это бизнес, мисс Тристан. – Голос издателя стал бесстрастным, и Джасмин напряглась, поняв, что ее ждет бой.

– Как автор этой колонки, я имею право писать то, что пожелаю. Это записано в договоре.

– А я, как ваш редактор, имею право вносить любые поправки, какие пожелаю. Это тоже указано в договоре. – Он сел и оценивающе взглянул на Джасмин. Его глаза-бусинки напоминали ей глаза ящерицы, которую она однажды видела в саду.

– Но тогда это не будет правдой, – произнесла она, стараясь скрыть свое разочарование.

– Это уже не имеет значения. В отличие от тиража газеты.

– Я пожалуюсь на вас. Люди узнают, что вы искажали мои слова и что вы лжец. – Она встала, дрожа от еле сдерживаемого гнева.

– Ну и кому вы можете пожаловаться, не выдав своей тайны? Вы запятнаете свою репутацию больше, чем мою, мисс Тристан. Газеты существуют за счет скандалов. А репутация женщины зависит от ее доброго имени. Захотите вы погубить себя ради того, чтобы спасти тех, кого ненавидите?

Понимающая улыбка мистера Майерса была так ей ненавистна, что Джасмин захотелось ударить его по лицу. Она презирала его и себя за то, кем стала.

– Я выполню свои обязательства, мистер Майерс. Но я больше не стану писать о скандальных сплетнях. А неизвестный дамский угодник, о котором я обещала написать в последней колонке? Его имени вы не сможете назвать. Придумайте сами, я вам его не скажу.

– Ну и не надо, – ответил редактор с раздражающим спокойствием. – Я знаю имя женщины, на которую вы нападаете. Это леди Аманда Кларедон.

Джасмин вздрогнула.

– Откуда вы знаете?

– Не только вы одна продаете скандальную информацию, мисс Тристан. Вскоре после того как вы выдвинули идею с публикацией колонок, кое-кто еще пришел ко мне с интересным предложением. А именно служанка молодой леди из одной знатной и титулованной семьи. Она сказала мне, что знает даму, о которой упоминается в ваших колонках.

Внезапно Джасмин ощутила боль. Опустив глаза, она увидела, что сжала кулаки столь сильно, что ногти больно впились в ладони.

– Но почему вы позволили мне продолжать, если обрели необходимый материал?

Мистер Майерс пожал плечами.

– Уж больно ваша идея была хороша. Колонки. Сплетни. Обещание раскрыть секрет не сразу. Как я уже сказал, вы поймали публику на крючок и управляли ею как хотели. А я за счет этого увеличил тираж. Так что все, что вы говорите, уже не так важно. Пишите, что хотите, и в феврале весь Лондон узнает тайну леди Аманды.

– Прошу вас, – взмолилась Джасмин. – Не делайте этого. У нее в июне свадьба.

– В таком случае ей лучше поторопиться, как вы считаете? А почему вы так беспокоитесь? Ведь у нас с вами одна цель. – Он осклабился, все еще сжимая в зубах окурок. – Только моя цель – деньги. В отличие от вашей. Ничего личного. Всегда помните, мисс Тристан: миром правят деньги.

– Но они не правят мной, – огрызнулась Джасмин.

– Вам только так кажется. Ступайте домой, мисс Тристан, и принесите мне очередную заметку. Я слышал, одна служанка спасла собаку, которую чуть не переехал экипаж. Вы можете написать об этом? А я изменю ваши слова так, чтобы получилось что-то более удобоваримое.

– Я остановлю вас. Так и знайте. Должен же быть какой-то способ сделать это, и я его найду, – поклялась Джасмин.

И все же она покинула контору с мыслью о том, что мистер Майерс прав и скорее всего одержит победу. Душу Джасмин переполняли страх и обида за Томаса и его сестру. Все они запутались, точно мухи в паутине, и спасения не было. Репутация леди Аманды будет запятнана, если она, Джасмин, не найдет способ остановить мистера Майерса. Однако дело осложнялось тем, что она не могла никому довериться и раскрыть свое инкогнито.

В один из октябрьских дней Томас надел пальто и вышел на улицу. Пронизывающий ветер не казался ему холодным, несмотря на то что он был без шляпы. Томас от волнения не обращал внимания на подобные мелочи. Герцог и герцогиня Колдуэлл пригласили его на чай. При этом должна была присутствовать и Джасмин. На прошлой неделе в клубе за бокалом бренди герцог с серьезным видом сообщил Томасу о том, что Джасмин едет с ними в Египет.

«Только сначала я ее придушу», – мрачно думал Томас.

С каждой новой колонкой надежда покидала прекрасные глаза Мэнди. Она становилась все более замкнутой. На прошлой неделе барон встретился с Томасом и известил его о том, что скоро вынужден будет расторгнуть помолвку, если выйдет еще хоть один материал, обличающий Аманду. Барон умолял Томаса сделать хоть что-нибудь. Оставаясь в тени, Томас нанял нужных людей для того, чтобы положить конец гнусным публикациям. Ему пришлось даже потратить деньги, отложенные на ремонт собственного дома в Лондоне, Ведь деньги могут решить любую проблему. Томас пока воздерживался от открытого вмешательства. С таким же успехом он мог вложить в руки издателя оружие уничтожения репутации и попросить нажать на курок. Даже простой визит в редакцию укрепил бы предположение о том, что речь в колонках идет о его сестре.

И все же нужно отыскать иную возможность помочь Мэнди. Ее сердце разрывалось от горя. Осторожность – боевой клич высшего света – была лучшим оружием Томаса. Но ему необходимо было выяснить отношения с Джасмин. Она по-прежнему волновала его. Эмоции клокотали в его груди, и он сам не понимал, чего хочет больше: встряхнуть ее как следует или же запереть в своей спальне и любить так, чтобы у нее не осталось времени на написание своих отвратительных заметок.

Грэм лишь улыбнулся, когда Томас попросил ненадолго оставить их с Джасмин наедине, когда он будет у них с визитом.

– Постарайся узнать ее получше, – сказал герцог после того, как пригласил Томаса на чай. – Она немного норовиста, как дикая кобыла, но хороший хозяин сможет ее укротить.

«О, уж я-то бы постарался, Джасмин. Укротил бы тебя в своей постели раз и навсегда».

В прохладном воздухе ощущалось дыхание ранней зимы, когда Томас подходил к дому герцога. Томас чувствовал себя воином, берущим приступом вражескую крепость. «Готовься к бою, Джасмин, – мрачно думал молодой человек. – Это война, в которой победа будет за мной».

Кровь отлила от лица Джасмин, когда в гостиную вошел Томас. Он любезно поприветствовал ее тетю и обменялся дружеским рукопожатием с дядей. Затем подошел к Джасмин и поднес к губам ее руку с обходительностью заправского ловеласа.

– Мисс Тристан, – тихо произнес он, едва скользнув губами по костяшкам ее пальцев. Это прикосновение воспламенило Джасмин, словно она коснулась пылающего очага. Черт возьми, почему дядя не предупредил ее?

Герцогиня указала рукой на стул рядом с Джасмин.

– Прошу вас, садитесь, лорд Томас.

Чувствуя себя так, как если бы рядом с ней вдруг оказался свирепый лев, Джасмин с опаской поглядывала на Томаса. Должно быть, ее родные ничего не слышали об их ссоре. Мать ничего им не сказала, и дядя с тетей не должны знать о том, что именно она, Джасмин, держала в руках перо, обличающее Аманду.

Она делала все, чтобы обеспечить читателей сплетнями, которые они так любили, не нападая при этом на семью Томаса. Мистер Майерс просто-напросто переписывал ее материалы, сделав объектом насмешек Аманду. В конце каждой колонки автор помещал зловещее напоминание о том, что наиболее громкий скандал еще впереди. Оно висело над головой Аманды точно дамоклов меч.

В глубине души Джасмин признавала правду. В какой-то степени ей было жаль заканчивать свою колонку. Ее хлесткие выражения и точные карикатуры очень нравились читателям. Редакция газеты была завалена хвалебными письмами. Впервые в жизни Джасмин чувствована, что ее унижают, ею восхищаются.

Все эти чувства обуревали ее до того, как она увидела в парке плачущую Аманду.

Но кое-каким событиям все же удалось возродить в сердце Джасмин надежду. Ее поиски респектабельной газеты, и которой она могла бы публиковать очерки из Египта, увенчались успехом. Редактор пообещал вполне достойный гонорар за рассказы о племени аль-хаджид и репортажи о ходе раскопок Дэвиса в Долине царей. А это уже что-то.

Служанка в белом чепце и накрахмаленном переднике принесла чай на блестящем серебряном подносе. Тетя Джасмин вежливо расспрашивала Томаса о семье. Тот в свою очередь интересовался школой герцогини. Джасмин так перенапряглась от необходимости сохранять вежливую улыбку, что у нее заболели скулы. Дядя Грэм и Томас принялись живо обсуждать чистокровных жеребцов.

– Я доверяю вашим знаниям, Уолленфорд, но некоторые молодые кобылы могут быть чересчур норовисты и неуправляемы. Как ты собираешься справиться с такой лошадью, когда купишь ее? – спросил герцог.

Дядя Грэм и тетя Джиллиан, разливавшая по чашкам чай, не видели двусмысленного взгляда, брошенного Томасом на Джасмин.

– Лошадь можно укротить. Она должна знать, кто ее хозяин. Я не сомневаюсь, что мое обхождение поможет усмирить самую норовистую арабскую кобылу. Если бы такая дикарка попала ко мне, я начал бы с нежных уговоров и убеждал бы ее до тех пор, пока она не станет послушной. А потом я оседлал бы ее и скакал до тех пор, пока она не успокоится.

Джасмин едва не поперхнулась. Когда-то оброненная ею фраза: «Я жеребенок, глупый, а не кобыла!» – бумерангом вернулась к ней. У Джасмин так дрожали руки, что она едва не опрокинула чашку с чаем, заботливо переданную ей тетей.

– Наверняка многие лошади предпочли бы сбежать, чтобы не быть укрощенными вами. Вам не кажется, что вы слишком самоуверенны? – заметила Джасмин.

– Арабских скакунов необходимо сдерживать. Могу вас заверить: нет ни одной молодой или взрослой кобылы, которая не стала бы счастливее после бешеной скачки. Я очень хорошо забочусь о том, что принадлежит мне, – ответил Томас.

– Я видел Томаса в седле, Джасмин. Он прекрасно обращается как с молодыми, так и с опытными лошадьми, – заметил герцог, неподозревающий о том, что в словах молодых людей есть скрытый смысл.

– Чтобы справиться с арабским скакуном, необходимо особое искусство, – добавила герцогиня.

Раздосадованная, Джасмин откинулась на спинку стула. Какого черта здесь делает Томас? Они обсуждали предстоящую поездку в Египет, и Томас выразил желание купить нескольких лошадей, но почему…

Джасмин вздрогнула, осознав, что дядя обращается к ней.

– Томас едет с нами в Египет, Джасмин. Он хочет купить в племени аль-хаджид несколько чистокровных кобыл.

Кровь отлила от лица девушки.

– Но…

– Мы оба будем сопровождать тебя. У тебя будет достаточно времени для расследования и написания очерков, пока мы будем заниматься покупкой лошадей.

Томас украдкой посмотрел на Джасмин.

– Джасмин пишет? – раздался его глубокий голос. Никто не заподозрил иронии.

– Один из газетчиков весьма заинтересовался ее репортажами о путешествии. – Герцог бросил полный обожания взгляд на племянницу.

– Вы будете удивлены моими многочисленными талантами. Я хочу посетить племя аль-хаджид и записать его историю прежде, чем оно закончит свое существование. Я также побываю на раскопках мистера Теодора Дэвиса и напишу для газеты очерки об этих своих путешествиях. – Заметив во взгляде Томаса скуку, Джасмин поспешно добавила: – Публиковать мои очерки будет «Лондон дейли форум» – обретающая популярность и очень уважаемая газета.

Наконец в глазах Томаса вспыхнул интерес.

– Любопытно. Звучит… так научно. Сначала я подумал, что вы говорите об этих неприятных статьях, что зачастую публикуют популярные газеты и журналы. Взять хотя бы колонку, о которой сейчас все только и говорят. Как она называется?

– «Голубая кровь», – подала голос тетя Джиллиан. – Я согласна. Это отвратительно.

Ее лицо действительно густо покраснело, или ей это лишь показалось?

– Насколько я понял, автор насмехается над леди Амандой. Весьма неприятно. Уверен, вам ужасно хочется поколотить его, – предположил герцог.

– Я подумал о нескольких способах наказания. – Взгляд Томаса остановился на Джасмин.

Помертвев от ужаса, она решила никогда больше не участвовать с ним в чаепитиях.

– Интересно, кто автор этих статей? Наверняка кто-то знакомый, обладающий литературным даром. Кто бы ни был этот человек, он или она очень точно подмечает то, что происходит вокруг, – продолжал между тем дядя Грэм.

При этих словах рука герцогини, подносящая чашку ко рту, замерла.

– Грэм, неужели ты всерьез предполагаешь, что автором может быть леди?

– Вполне возможно, – заметил герцог.

– Нет, я сомневаюсь, что подобные вещи пишет женщина. Женщины в принципе не могут быть столь язвительными и жестокими, – возразила тетя Джиллиан.

Джасмин ощутила жгучий стыд. Она очень ценила мнение своей тети.

– Во всяком случае, многие из них, – согласился Томас. – В большинстве своем женщины нежные и кроткие создания, неспособные выплеснуть столько яда на мою сестру.

Герцог погрузился в размышления.

– Если только у автора нет на это веской причины. Или же он считает свои действия оправданными. Сарказм – это искусство, но я начинаю думать, что за этими статьями кроется нечто большее, нежели простое желание поупражняться в острословии. – Герцог повернулся к Томасу: – А вы как считаете? Почему ваша семья стала объектом язвительных замечаний этого анонимного автора?

У Джасмин пересохло во рту, когда Томас на мгновение задумался.

– Мне кажется, этот автор обладает настоящим талантом и способен на создание чего-то гораздо более ценного, нежели эти незначительные заметки. Я очень надеюсь, что он или она вовремя остановится и проявит свой талант в иной области.

– Интересно, – задумчиво произнес дядя Грэм. – Вы говорите так, словно восхищаетесь автором, но осуждаете его действия.

– Так и есть, – тихо ответил Томас, бросив взгляд на Джасмин. – Так оно и есть.

Она сидела на гобеленовом сиденье, маленькими глотками отпивая чай из тонкой фарфоровой чашки. С прямой спиной, одетая в платье цвета слоновой кости, отделанное розовым кружевом, Джасмин выглядела восхитительно. Ее кожа цвета гречишного меда блестела подобно отполированному янтарю. Сама вежливость. В мочках изящных, похожих на раковины ушей, светились аккуратные жемчужные сережки. Манеры Джасмин были столь же изысканны, как и у любой благопристойной английской леди. Бурлящая же в ее душе страсть зажигала кровь подобно палящему египетскому солнцу. Томас продолжал исподволь донимать Джасмин, дразнил ее, заставляя потерять контроль над собой.

Она уже устала бесстрастно пить чай. В ее душе пылал огонь. Томас видел, как гневный румянец время от времени окрашивал ее щеки. Джасмин готова была закричать. Томасу потребовалась недюжинная сила воли, чтобы перестать думать о том, как он задерет эти юбки из муслина и сделает своими искусными руками то, от чего она действительно закричит.

– Как я уже сказал, я восхищаюсь автором, но осуждаю его публикации. Автор обнаружил недюжинный талант в том, что касается художественного слова. Но меня не впечатлил выбор объекта для насмешек. Публика поглощает подобные грязные истории с небывалым удовольствием. Благодаря им газеты продаются лучше. Но это не искусство, – заметил Томас и посмотрел на Джасмин, буквально прожигая ее взглядом. – Я надеюсь, очерки, которые вам так не терпится начать писать, будут гораздо более достойными, мисс Тристан.

– Уж как получится, – послушно произнесла Джасмин. – Раскопки мистера Дэвиса в Долине царей непредсказуемы. Ценность рассказов о племени аль-хаджид я не смогу определить, пока не узнаю его историю. Вполне возможно, что мои очерки привлекут внимание непритязательных читателей… если их сочтут благопристойными. По лицу Грэма пробежала тень.

– Должен сказать, история этого племени исполнена жестокости. Большинство племен, живущих в пустыне, мало чем от него отличаются. Даже представители племени хамсин, храбрые и благородные воины, могут восприниматься как жадные до крови варвары несведущими людьми, слишком поспешно судящими о том, чего не понимают.

– И чего же они не понимают, Колдуэлл? – спросил Томас.

– Законы пустыни жестоки, как жестока и сама жизнь. Выживание – вот основная цель, и цена, заплаченная за это, часто расценивается как варварство. Но все же те, кто не приспособился, не выживают.

Загадочные слова дяди поселили в душе Джасмин сомнения, но, услышав заявление Томаса, она едва не выронила из рук чашку.

– Подобная тема будет весьма уместна на страницах газет, мисс Тристан. Она поможет отвлечь читателей от рассказов о похождениях обладателей голубой крови. Я уверен, что вы сможете затмить этого загадочного автора. Более того, я очень прошу вас постараться.

После чая дядя Грэм предложил Джасмин показать лорду Томасу сад. Тщетно пытаясь сослаться на запланированную ранее встречу, Джасмин хотела улизнуть в свою комнату, но Томас решительно взял ее за локоть, бормоча что-то о своем желании посмотреть на поздние цветы. Он буквально вытащил ее в холл, и Джасмин метнула на него полный ненависти взгляд:

– Почему бы тебе просто не перекинуть меня через плечо?

– С удовольствием, только вот слуги не преминут посудачить об этом, – возразил Томас.

Его зеленые глаза вспыхнули гневом. Крепко сжимая локоть Джасмин, он вывел ее в сад сквозь высокие стеклянные двери. После этого потащил ее в дальний уголок, где находилась каменная скамья, скрытая от посторонних глаз ровными рядами розовых кустов. Томас развернул ее к себе лицом и почти насильно усадил.

– Я приказываю вам, мисс Тристан, – угрожающе тихо произнес Томас, – перестаньте писать свои грязные рассказы, иначе я сделаю то, о чем вы пожалеете.

– Что, например? Попытаешься укротить меня, как одного из своих арабских скакунов? Я поняла твои намеки.

– Я мог бы это сделать. И тебе понравилось бы. Эта мера точно удержала бы тебя от необдуманных поступков. – Глаза Томаса горели решимостью, и Джасмин упрямо вздернула подбородок. Она обязана сказать ему правду.

– Послушай, ты должен дать мне шанс…

– Я уже давал тебе несколько.

– Не перебивай меня! – Джасмин вскочила на ноги и сжала кулаки.

Томас фыркнул.

– Снова хочешь ударить меня, как тогда, в детстве? Не слишком удачная идея, малышка Джасмин. Только попробуй сделать это, и я вынужден, буду поднять на тебя руку. Вернее, не совсем руку, – натянуто произнес Томас. – Сядь. Сейчас же.

Джасмин села и набрала полную грудь воздуха, чтобы успокоиться.

– Ты должен кое-что знать, – медленно произнесла она.

– Так не тяни.

Хватит обуздывать себя! Томасу казалось, что он вот-вот сойдет с ума. Исходящий от Джасмин аромат проникал в его ноздри, а ее близость дразнила его тело. Ему хотелось сжать се в объятиях и зацеловать. И как такой маленькой женщине удавалось причинять ему так много неприятностей?

Томас бросил на нее суровый взгляд, от которого содрогались даже самые сильные мужчины.

– Выкладывай свой план, Джасмин. Мое терпение на исходе. Я всегда защищаю то, что принадлежит мне, и ради этого ни перед чем не остановлюсь.

– Ты внимательно читал последние очерки? Да, они по-прежнему высмеивают твою сестру. Но тебе не показалось, что стиль изменился?

– Да? Что ты хочешь этим сказать?

Джасмин закусила губу. В ее глазах плескалась тревога.

– Это писала не я.

Томас ошеломленно ждал продолжения.

– Я не могу… рассказать тебе все. Дай мне время, Томас. Мне нужно время. Прошу тебя, поверь мне. Эти последние очерки… Не я их писала. Я бы не оскорбила Аманду подобным образом. Есть некоторые обстоятельства, связывающие меня по рукам, которыми я не могу пренебречь. Но я найду способ обойти их.

Напряжение, сковывающее грудь Томаса, отпустило, а гнев улетучился.

– Похоже, ты кардинально поменяла точку зрения. Что послужило причиной?

– Я увидела кое-что. Но я не могу рассказать тебе, что именно, потому что это не моя тайна. Прошу тебя. – Джасмин умоляюще посмотрела на Томаса, и это ошеломило его. С каких это пор гордая Джасмин стала умолять о чем-то?

– Прошу тебя, Томас, дай мне время. Я не ожидала, что все зайдет так далеко. И я искренне сожалею о том, что причинила Аманде столько горя. Только в последнее время на страницах газеты печатались не мои слова.

Джасмин не лгала. Томас понял это, едва только внимательно посмотрел в ее глаза.

– До февраля в газете не должно появиться имя. До этого времени я должна найти выход из положения, – добавила Джасмин, пребывающая в крайнем отчаянии.

– Позволь помочь тебе, – мягко произнес Томас. – У меня есть связи и влияние.

– Нет. Чем меньше людей мы посвятим в наши дела, тем лучше. Будем держать все в тайне. Я уже написала несколько колонок, и издатель их одобрил. Он будет публиковать их, пока я буду в Египте. А к первому февраля я должна буду найти решение, которое устроит всех. – Джасмин вздохнула и еле слышно добавила: – Всех, кроме меня.

Печаль и уныние, сквозившие в ее словах, пробудили в душе Томаса подозрения. Но он не стал говорить о них вслух и лишь коротко кивнул.

– Скажи, Джасмин, ты писала в своей колонке о том, что моя сестра постепенно набирает вес?

– Нет. Я прекратила свои нападки на нее. В тот момент… другой человек начал писать вместо меня, подражая моему стилю. Он брал за основу мои слова, но переиначивал смысл так, чтобы спровоцировать скандал.

– Понятно, – тихо произнес Томас. – Но ты вновь начала высмеивать Аманду после той встречи в ресторане, разве нет? Потому что она обидела тебя, сказав, что не может открыто общаться с тобой.

Джасмин кивнула, но Томас не разозлился. Между их мирами вновь разверзлась пропасть, которую невозможно было преодолеть. Но если бы он смог объяснить Джасмин, чем руководствовалась его сестра, заявляя подобное…

Уставившись на зеленые листья кустарника, Томас медленно произнес:

– Позволь мне немного рассказать тебе о своей семье. Тебе известно, что сделал мой отец, когда погиб Найджел?

– Это не мое дело.

Не обращая внимания на слова Джасмин, Томас продолжал:

– Он позвал меня в свой кабинет. Когда я пришел, он напоминал статую – такой же неподвижный и холодный. Слова, которые он сказал мне, я слышал и раньше. Отец напомнил мне о долге, привилегиях и необходимости указывать простолюдинам их место. Мир начал меняться слишком быстро. Он сказал: «Мы должны спасти мир для таких, как я и ты. Наш долг – чтить традиции. Никогда не позволяй тем, кто стоит ниже тебя, возвыситься. Особенно иностранцам, вроде той странной египетской женщины, на которой женился виконт. Подумай, что случится, если эти люди возомнят себя ровней нам?» Мой отец проявлял небывалую решимость и несговорчивость в том, что касалось этого конкретного вопроса. Кровь бросилась Джасмин в лицо.

– Ты хочешь сказать, что это оправдывает высокомерие Аманды? Ее поведение естественно, потому что я стою ниже ее на социальной лестнице?

Томас взял девушку за плечи. Ему было все равно, следил ли кто-то за их беседой из многочисленных окон, выходящих в сад.

– Я хочу, чтобы ты поняла, чем руководствуются в своих действиях моя сестра, мой отец и те, с кем я общаюсь. Меня так воспитали, Джасмин. Не то чтобы я поддерживал эту точку зрения, но в это верит общество. Это мнение не изменится никогда, как не изменится и само общество. С таким же успехом можно пытаться сдвинуть с места египетские пирамиды.

Томас слегка сжал плечи девушки, ощутив под своими пальцами нежную плоть. Ему хотелось всего лишь прижать Джасмин к себе и поцеловать, стерев из ее памяти прошлое и заставив забыть о настоящем.

– Я не сужу людей по их происхождению или цвету кожи в отличие от окружающих меня людей. Твой дядя герцог – единственный, кто осмелился бросить обществу вызов. И оно отплатило ему тем, что отвернулось от него. В этом обществе мы живем, и его ничто не в силах изменить. Мне бы очень хотелось это сделать, но я часть этого общества и посему должен принимать его таким, какое оно есть.

Джасмин накрыла своей ладонью руку Томаса, и ему показалось, что это прикосновение исполнено понимания.

– А если ты решишь покинуть это общество?

Томас быстро убрал руки.

– Как я могу? Я наследник своего отца, и у меня много серьезных обязательств перед семьей. Я должен жениться на подходящей девушке и произвести на свет сына, которому мог бы передать титул.

– А твоя жена? Она будет «женщиной с соответствующим положением в обществе»? Ведь такую, как Шарлотта Харрисон, ты не выберешь?

При упоминании о любовнице Томас поджал губы.

– Есть женщины, чьего общества мужчины ищут по определенным причинам. Но на них, как правило, не женятся. Существуют некие стандарты. Им должна соответствовать и моя невеста. Я должен найти жену, которая не только обладает безупречной репутацией, но и занимает такое же место в обществе, что и я.

Взгляд Джасмин стал непроницаемым.

– Какой снобизм!

– Наверное, ты права, но это моя жизнь, Джасмин. И я не могу стать другим.

– Понимаю, – кивнула она. – Но и ты должен понять, что я не изменюсь. В твоем обществе меня прозвали Коричневым Скорпионом. Пока его не трогают, скорпион вполне счастливо живет в своей темной норе, но если его задеть или разозлить, он жалит. У меня одна сущность, а у представителей твоего мира – другая.

– Это не твоя сущность, – прошептал Томас. – Ты не относишься к тем женщинам, что боятся говорить то, что думают, как моя сестра. Господи, да в тебе больше силы духа и ума, чем в любой из представительниц высшего света. И все же ты зачем-то вызвалась вести эту проклятую колонку.

Темные глаза Джасмин вспыхнули гневом.

– Не стоит судить меня по тому, что сделало из меня твое общество. Все мы, как ты весьма кстати заметил, слуги этого великого господина. Считай мои колонки своеобразным способом защиты. Ведь скорпион тоже жалит, потому что не знает иного способа защитить себя.

Томас протянул руку и коснулся ладонью щеки Джасмин. Она прильнула к ней, словно наслаждалась этой лаской.

– Джас, позволь мне помочь тебе, – настойчиво повторил Томас.

Джасмин выглядела такой печальной, что его сердце сжималось от боли.

– Нет. Ты не должен этого делать. И вообще нам не стоит встречаться, Томас.

– Ну почему я не могу думать ни о чем, кроме твоих губ, источающих яд, но обладающих такой неземной красотой? – пробормотал Томас. – Единственное, чего я хочу – это поцеловать тебя.

– Я не могу, – прошептала Джасмин. – И не хочу. Прощай.

Вырвавшись, Джасмин зашагала по садовой дорожке к дому. Глядя ей вслед, Томас поклялся узнать, что она задумала. Он может помочь. Джасмин просто не знает, насколько он влиятелен. Томас не мог позволить ей совершить необдуманный поступок, который в очередной раз сделал бы ее всеобщим посмешищем. Ведь он уже понял, что Джасмин задумала нечто подобное. Ему хотелось сжать ее в своих объятиях и никуда не отпускать. Хотелось защитить ее от грядущих невзгод. Но… строгая общественная мораль запрещала ему сделать это, Томас разглядел в глазах Джасмин отчаянную тоску. Она хотела его так же сильно, как и он ее, только никогда не признается в этом.

Возможно, в Египте они освободятся от условностей, не позволяющих им быть вместе. Томас знал, что под хрупкой броней, выкованной из сарказма и гнева, он найдет ту женщину, которую знал раньше, что под маской ядовитого скорпиона скрывается прекрасный цветок. Он сорвет с Джасмин эту маску. В Египте – стране зноя и обжигающего песка.

Томас поблагодарил хозяев дома за гостеприимство и отправился домой, настроенный весьма решительно.

Не успел он снять пальто, как лакей возвестил о том, что в гостиной его дожидается миссис Шарлотта Харрисон. Томас ощутил неприязнь, но он уже знал, что делать. С той самой ночи, когда он впервые поцеловал Джасмин, пробравшуюся на бал к его матери, Шарлотта больше не привлекала его. Прощальный подарок, и она может быть свободна для поиска других, гораздо более богатых покровителей.

Но она не получит амулета со скорпионом. На деньги, сэкономленные при последней сделке, Томас купил необычайной красоты изумруд величиной с яйцо малиновки. Подобный подарок должен удовлетворить Шарлотту.

Расправив плечи, Томас направился в гостиную, чтобы положить конец отношениям с любовницей.

Два дня спустя Джасмин сидела перед зеркалом. Ее рука, наносящая на лицо рисовую пудру, еле заметно дрожала. Внезапно она смахнула со столика всю косметику. Хватит! Зачем все это Коричневому Скорпиону?

Внимание Джасмин привлек стук в дверь. На пороге стоял лакей с письмом в руке.

– Вот, это для вас, мисс Тристан. Простите, что не заметил раньше. Письмо просто подсунули под дверь. Весьма странно.

Сердце Джасмин сжалось от страха, когда она закрыла дверь и развернула письмо. Слова, написанные большими печатными буквами, повергли ее в ужас:

«Смерть настигнет тебя сразу же по прибытии в Египет, если ты поедешь туда с лордом Томасом. Останься дома и будешь жить. Иначе смерть».