"Вторжение любви" - читать интересную книгу автора (Вэнак Бонни)

Глава 11

Стоял декабрь. Холодный океанский бриз трепал вырванные из прически Джасмин локоны. Девушка проснулась еще до рассвета, слишком взволнованная, чтобы спать. Ей очень хотелось увидеть восход солнца в океане.

Она еще раз обдумала сложившуюся ситуацию и решила, что ничто не сможет удержать ее от путешествия. Пепел от письма с угрозами остался в холодном камине в ее спальне. Должно быть, кто-то не спускал с нее глаз, найдя пособника даже в доме ее дяди. Джасмин приняла угрозу во внимание, хотя и сомневалась в том, что аноним последует за ней в Египет. Она будет в безопасности, оказавшись далеко от того, кто ей угрожает.

На прозрачной линии горизонта засветились первые лучи рассвета, окрасив небо всеми оттенками фиолетового и розового. Солнце казалось далеким расплывчатым шаром. Джасмин рассмеялась, воздев руки к нему, словно намереваясь заключить в объятия зарождающийся день. Ведь он нес с собой новые возможности и перспективы.

Солнечные лучи согрели Джасмин. Она подняла лицо и закрыла глаза, вдыхая полной грудью соленый аромат океана. Аромат свободы.

И все же она была не совсем свободна. Ведь с ней были дядя и Томас.

Они уже несколько дней находились в океане на пути в Египет, но с самого начала путешествия между ней и Томасом установились немного натянутые отношения. Чем меньше она обращала на него внимания, тем более заинтересованным он становился. Они обедали с дядей Грэмом, но в то время как мужчины оживленно беседовали, Джасмин молчала.

Джасмин всегда видела Томаса. Он словно возвышался над остальными людьми. Женщины увивались возле него, ища его внимания. И это неудивительно: ведь Томас был ослепительно красив, обворожителен, да к тому же наследник графского титула. И все же его блуждающий взгляд частенько останавливался на Джасмин. Казалось, он выжидает, точно опытный хищник.

Сегодня Джасмин как никогда была близка к тому, чтобы принести себя в жертву ради спасения репутации семьи Томаса. Опубликовав в газете материал, призванный спасти его сестру, она фактически совершит самоубийство. Общество будет обсуждать скандал несколько недель. Надежда завоевать уважение будет таять с каждым новым едким замечанием в ее адрес. И все же она не видела иного выхода из положения.

Перед отъездом Джасмин встретилась с мистером Майерсом и заручилась его обещанием не разоблачать Аманду в обмен на то, что она объявит себя автором колонки и тем самым обеспечит газете грандиозный успех. Джасмин уже написала статью, которую мистер Майерс одобрил. Он лишь рассмеялся, и в его мелких, похожих на бусинки глазах вспыхнул зловещий огонек. Он не станет опубликовывать статью, разоблачающую Аманду, но вместо этого поместит в газете историю Джасмин, если она действительно этого так хочет.

– Вы хотите стать изгоем общества, мисс Тристан? Газета поможет вам в этом. Я пока спрячу ее. Если вы действительно решите опубликовать ее вместо статьи о леди Аманде, известите меня телеграммой из Каира, – сказал мистер Майерс.

Джасмин чувствовала себя так, словно дверь склепа захлопнулась у нее перед носом. Если она решится опубликовать свой рассказ, собственные слова погубят ее. Они сделают ее предметом скандала, гораздо более громкого, чем тот, что связан с именем леди Аманды. Джасмин согласилась с решением мистера Майерса придержать статью и пообещала непременно известить его о своем окончательном решении.

Джасмин содрогнулась при мысли о том, что ее ждет гораздо большее публичное унижение, чем на балу у леди Кларедон. И все же, каждый раз закрывая глаза, она видела обнявшихся Аманду и Ричарда и слышала горькие рыдания сестры Томаса.

Лишь одна слабая надежда поддерживала Джасмин. Солидная газета должна опубликовать ее рассказы о племени аль-хаджид, и это наверняка смягчит удар. Все зависело от того, завоюет ли она уважение в качестве иностранного корреспондента в Египте, перед тем как разразится скандал. Возможно, тогда люди проявят большее понимание пли хотя бы не станут слишком строго судить ее.

Джасмин оставалось лишь надеяться.

Все должно решить это путешествие. Уважение и признание зависели от публикаций ее рассказов в газете. Джасмин необходимо было воспользоваться представившейся возможностью. В ее запутанной жизни, наконец, наметилось верное направление. Такие ценности, как замужество и семья, были недостижимы. Джасмин слишком пугала перспектива стать женой торговца, а мечта найти мужа среди представителей высшего света казалась несбыточной.

Эта самая мысль слегка притупила радость Джасмин от наступления нового дня. Словно проткнутый шарик, она стремительно летела вниз.

– Я верблюд в табуне арабских скакунов, – пробормотала девушка, глядя на пенистые волны.

– А вот я так не думаю. Верблюды имеют обыкновение плеваться, а ты ни разу не плюнула в меня с того самого момента, как тебе исполнилось девять лет.

Уверенный голос Томаса прервал ее отнюдь не радостные размышления, и Джасмин покраснела. Ей необходимо поскорее надеть на себя маску безразличия. В воздухе повисло тягостное молчание. Томас облокотился о перила, сведя к минимуму разделявшее их расстояние. Джасмин напряглась, но она знала, что попытка отодвинуться будет расценена Томасом как сигнал к отступлению. Джасмин не могла позволить ему одержать верх.

– А еще верблюды ужасно упрямы. Совсем как ты, Джасмин, – заметил он.

Уязвленная, девушка обернулась. В зеленых, как море за кормой, глазах Томаса плясали озорные искорки, а в уголках чувственных полных губ играла улыбка. Шляпы на Томасе не было, отчего он выглядел немного плутовато. Томас был расслаблен и впервые с их встречи на балу казался таким же юным и беззаботным, как в то время, когда они были детьми. Он выглядел свободным, словно, уехал из Англии, сбросил с себя какой-то непомерный груз.

Поправив шляпку, Джасмин сделала вид, что не заметила вопроса.

– Я никогда не имела дела с верблюдами, но могу сказать, что твои наблюдения в большинстве своем верны, кроме одного. Я вовсе не упряма. И уж наверняка гораздо симпатичнее верблюда.

– Да, ты скорее напоминаешь ослицу, – согласился Томас.

О вежливости было забыто. Джасмин приготовилась уже сказать в ответ что-нибудь обидное, когда Томас рассмеялся и приподнял ее подбородок одним пальцем.

– Ты гораздо, гораздо привлекательнее любого животного. Успокойся, Джас, хотя я и обожаю этот восхитительный розовый оттенок, который приобретает твое лицо, когда я дразню тебя. Тебя очень легко вывести из себя.

– Да, твоим друзьям очень нравится это делать, – пробормотала Джасмин. – Уж они-то точно называют меня Коричневым Скорпионом.

– Разве мы не говорили о том, что ты недооцениваешь скорпионов? Коричневые скорпионы приносят удачу. Так мне сказали, когда много лет назад я купил вот это. – Томас выудил из кармана амулет и положил его себе на ладонь. – Я взял его с собой на счастье.

Джасмин бросила беглый взгляд на амулет.

– По словам твоей матери, коричневые скорпионы приносят лишь несчастье.

Томас убрал амулет в карман.

– Как бы мне хотелось, чтобы той ночи никогда не было в твоей жизни.

Теплые ладони легли на плечи Джасмин и развернули ее. Однако Джасмин не собиралась смотреть на Томаса.

– Джас, взгляни на меня. – Томас приподнял голову девушки за подбородок. В его голосе слышалась нежность. – Я не жалею ни о чем, что случилось в ту ночь, кроме отвратительного поведения моей матери. И понимаю причины, побудившие тебя начать в печати войну против моей семьи.

Джасмин прерывисто вздохнула. Ну почему она так реагирует на Томаса? Ее вновь охватило это странное ощущение. Словно ее кожа стала вдруг чрезвычайно чувствительной, а кровь быстрее побежала по жилам, опаляя их огнем. А причиной тому единственное прикосновение. Они не должны стоять так близко. Джасмин сделала шаг назад.

– Я нарушила правила. Поэтому твоя мать возненавидела меня. Если бы я оставалась там, где, по ее мнению, мне самое место, она, возможно, относилась бы ко мне с теплотой, если такое чувство вообще ей знакомо. Она старалась бы держаться в рамках приличий, хотя и отпускала бы время от времени едкие замечания за моей спиной.

Томас ничего на это не ответил. Общество диктовало правила: как сервировать стол, какие слова употреблять в беседе, как одеваться. Оно особенно выделяло происхождение и социальное положение. А Джасмин было что скрывать от Томаса, хотя он даже не подозревал об этом. Станет ли он сторониться ее так же, как и его друзья, если вдруг станет известно ее истинное происхождение? Шарахнется ли он от нее в ужасе, если узнает, что она росла в борделе? Вспомнив о статье, хранящейся у мистера Майерса, Джасмин глубоко вдохнула, а потом спросила:

– Знаешь, почему я явилась на бал без приглашения?

– Почему же?

Джасмин облокотилась о перила и устремила взгляд на безбрежную гладь моря, в которой отражалось лазоревое небо.

– Я родилась в Египте, но никогда не считала эту страну своим домом. У меня остались о нем воспоминания, которые… лучше забыть. С того самого момента, как я приехала в Англию, мне хотелось стать англичанкой, войти в общество. Все они так похожи между собой. У них одинаковые манеры, одежда, поведение. Их можно перемешать, как пешки на доске, и разница будет незаметна. Моим самым большим желанием было стать одной из этих восхитительных, блистательных пешек. Вот почему я явилась на бал. Не для того, чтобы оскорбить кого-то, нет. Это было нужно мне лично Я хотела хотя бы на несколько мгновений стать одной из вас. Никем не замеченная, я бы смешалась с гостями. У меня все получилось бы, если… – Джасмин осеклась.

Томас выглядел ошеломленным.

– Если бы я не привлек к тебе внимание… – начал он.

– Я хотела только посмотреть, побыть немного среди гостей, а потом уйти. Всего десять минут. Я не охотилась за женихом и вовсе не собиралась танцевать. Но ты настоял. – Джасмин тихо вздохнула. – Иногда я оглядываюсь назад, желая, чтобы той ночи никогда не было. Но потом я вспоминаю, что сожалеть глупо. Мы с тобой вовсе не одинаковые шахматные фигуры, Томас, и мы стоим не на одной доске. Я могу одеваться, как дамы из высшего света, так же вести себя, посещать те же театры, наносить визиты. Но мне никогда не найдется места на вашей доске. Я черная пешка среди белых. Мне нужно найти свой путь. Я устала делать вид, что я та, кем никогда не смогу быть.

– Тогда будь собой. Ведь на том балу меня привлекла ты настоящая, – заметил Томас.

– Настоящая, я нажила себе врага в лице твоей матери.

– Но я тебе не враг, Джас. Разве мы не можем попытаться стать хотя бы друзьями?

– У тебя уже есть друзья, – возразила Джасмин, вглядываясь в лицо Томаса. Увидев выражение его глаз, она осмелела: – И любовница тоже.

– Больше нет. Мы с Шарлоттой расстались. – Заметив на лице Джасмин растерянность, Томас добавил: – Я начал уставать от нее, так что все к лучшему.

– И часто ты устаешь от женщин? – не удержалась от вопроса Джасмин.

– От определенных женщин. Но не от тебя. Мне кажется, ты никогда бы мне не наскучила. Ты удивительная. Так что? Будем друзьями?

Губы Томаса вдруг оказались угрожающе близко, а в его обжигающем взгляде вспыхнула решимость.

– Быть друзьями очень приятно, не так ли? – тихо произнес он.

Джасмин вся горела от теплого прикосновения Томаса, от желания, горящего в его глазах.

– Что ж, – выдохнула она, – давай попробуем.

Девушку охватило возбуждение, смешанное с изумлением, когда ладонь Томаса нежно обхватила ее щеку, а его пальцы прижались к ее коже. Лицо Томаса было гладко выбрито. Джасмин могла пересчитать каждую длинную ресничку, обрамляющую его глаза. Он был так красив, что у девушки перехватило дыхание.

Губы Томаса приблизились, а на его шее бешено пульсировала жилка.

– О, Джас, – выдохнул он.

В одном-единственном слове сосредоточилось все: надежда, тоска и желание, одолевавшие Джасмин. С тихим вздохом он поцеловал ее.

И она пропала. Вот уже в который раз.

Поцелуй был подобен восходу солнца. Он источал нежное тепло зари, пришедшее на смену горькому холоду ночи. Вначале немного игривый, он становился все глубже, слаще и упоительнее. Губы Томаса действовали все более требовательно. Его язык раздвинул губы Джасмин и неспешно проник в рот, подчиняя его обладательницу себе и лишая ее воли. Джасмин вцепилась в плечи Томаса, боясь утонуть в нахлынувших на нее ощущениях. Девушка раскрылась навстречу страсти Томаса и отдалась ей, прижавшись к нему, желая впитать его близость каждой клеточкой.

Глухой стон сорвался с губ Томаса. Он обхватил талию девушки сильными руками и прижал ее к себе. Теперь характер поцелуя изменился. Томас любовно покусывал губы девушки, и каждое такое прикосновение пробуждало в ее теле чувственную дрожь. Языки молодых людей сплелись в страстном танце, призывающем забыть обо всем на свете.

Поцелуй Томаса заставлял Джасмин чувствовать себя напряженной и невероятно возбужденной, словно мир вдруг стал совсем новым, свежим, полным надежд и возможностей. Джасмин оказалась будто бы заключенной в теплый кокон. Никого больше не существовало в этот момент. Один лишь Томас. Он и в самом деле испытывал к ней какие-то чувства. Должен был испытывать.

Томас прервал поцелуй и уткнулся лбом в лоб Джасмин. Прерывисто дыша, он коснулся ее щеки. Внезапно и глазах Томаса промелькнуло сожаление, а потом его взгляд стал непроницаемым. Он мягко отстранился, и цветок увял на корню.

Джасмин судорожно втянула носом воздух, разрываясь между желанием расплакаться от разочарования и рассмеяться над собственной глупостью. Она чувствовала себя брошенной школьницей. Собрав волю в кулак, Джасмин беззаботно улыбнулась. Словно этот поцелуй совсем ни чего для нее не значил.

– Я чувствую себя прекрасно. Да и как иначе? Такой восхитительный рассвет и освежающий морской бриз. Было очень приятно встретить восход солнца, а сейчас я отправляюсь на завтрак, – произнесла Джасмин и с отрешенной улыбкой, которая совсем ничего не значила, но скрывала истинные чувства, развернулась и пошла прочь. За своей спиной она услышала тяжелый вздох. Или это ей лишь показалось?

Поцелуй был ужасной ошибкой. Поцелуй, позволивший разглядеть настоящую женщину, скрывающуюся под маской безразличия. Поцелуй, который ничего не значил. Поцелуй, который значил очень много.

Соблазнять женщин всегда было для Томаса своего рода игрой. На людях он вел себя как истинный джентльмен, любезно обходился с ними, окружая вниманием и осыпая подарками. Томас завоевывал женщин неспешно, изучая потребности и особенности каждой из них. А потом в спальне доводил своих любовниц до исступления и улыбался, когда они бились в экстазе, умоляя дать им больше. Он очень гордился собой, наблюдая, как на их лицах блуждала пресыщенная улыбка. Когда любовница ему надоедала, Томас рвал отношения осторожно, чтобы никто не затаил на него обиды. Ни одной женщине еще не удавалось завладеть его сердцем, потому что Томас защищал этот трепетный орган с особым рвением.

Холодное безразличие Джасмин пробудило в нем первобытный инстинкт охотника, желающего во что бы то ни стало пуститься вдогонку за добычей. Это заставило его отодвинуть здравый смысл на задний план, а единственный поцелуй вновь раздул костер, который Томасу с таким трудом удалось погасить. Если бы он не соблюдал осторожность, этот костер превратился бы в адское пламя.

Да, Джасмин затронула его сердце, ту его часть, которую Томас спрятал за семью печатями, точно бесценный клад. И она испытывала те же самые чувства. Томас распознал еле сдерживаемую страсть по дрожащим губам, по тихим стонам наслаждения, по тому, как неистово прижималось к нему ее податливое тело. Ему, как опытному любовнику, были известны признаки возбуждения. И нее они присутствовали в поведении Джасмин.

Томас потерял себя в этом неосторожном поцелуе, словно они с Джасмин были неискушенными молодыми любовниками. Но он-то был отнюдь не невинным и поэтому не мог позволить повторения. Эта страсть была такой же безумной, как желание достать звезду с неба. И все же, ощутив рядом с собой нежное мягкое тело Джасмин, вкусив ее сладостного поцелуя, Томас забыл обо всем на свете.

Молодой человек глубоко вздохнул и провел дрожащей рукой по взъерошенным ветром волосам. Куда девалась его железная сила воли? Джасмин не покидала его ни на минуту. Она присутствовала в его мыслях, снах – везде.

Вцепившись в перила, Томас смотрел на зеркально гладкую поверхность моря.

– О, Джас, – промолвил он, но его услышал лишь безразличный к чужим страданиям океан. – Куда бы я ни пошел, я вижу только тебя. Ну зачем ты меня преследуешь?

Первобытный мужской инстинкт заставлял Томаса догнать Джасмин, перекинуть ее через плечо, отнести в свою каюту и брать ее до тех пор, пока оба они не насытятся друг другом. Однако сдержанный аристократ обуздал свои порывы, прогнав желание и страсть прочь кнутом рассудка.

Томас догадывался, что даже если бы они отдались сейчас своей страсти, этого было бы недостаточно. Это все равно что заливать пожар стаканом воды. Ему захотелось бы больше. Он всегда будет хотеть больше.

Но никогда не сможет этого получить.