"Юз Алешковский. Хочется плюнуть в дуло "Авроры"..." - читать интересную книгу автора

вопросам, но первым делом надо было возвратить народу то, что у нею
отняли в 1917 г., - землю, свободу. Ничего этого сделано не было, и по
сути вся политическая активность и жажда реформации общества свелись к
митинговому трепу. Из кухонь вышли на улицу. И все. Кстати, если кухня
по форме ограничивала эти собрания, то митинги развратили плебс,
возбудили массу чувств, которые теперь коммунистические функционеры
умело направляют в нужное им русло. Кроме того, критически относясь ко
многим высказываниям Солженицына, я совершенно с ним согласен в том, что
поначалу требовалась сильная власть. Авторитарная власть сделала бы
закон действующим, способствовал я бы появлению нового права.
- Сегодня много разговороа о том, что, дескать, коммунисты нынче
другие и все страхи, которыми пугают народ, ложные.
- Если коммунист хочет строить новую жизнь, он тем самым уже
оправдался за пребывание в рядах. Что, он менее активен, действенен, чем
демократ, который будет трепаться ка митингах, но ни хрена не делать для
экономики страны, для ее культуры?! Однако, пока эта партия не осуждена
за преступность исторических действий, у меня веры в коммунистов нет
никакой. А вообще мне бы хотелось плюнуть в дуло "Авроры" перед тем, как
она выстрелит в очередной раз, неизвестно каким зарядом.


"НЕБО ОТКРЫТО ДЛЯ ВСЕХ, ДАЖЕ ЕСЛИ ОНО В КЛЕТОЧКУ"

- В вашей жизни был тяжкий опыт пребывания в местах не столь
отдаленных. Известно, что В. Шаламов определял его как исключительно
отрицательный. Как оцениваете его вы?
- Нет, так, как Шаламов, я оценить его не могу. Он - личность,
пережившая ад.
Нет ничего более абсурдного на белом свете, чем тюрьма, если даже
отвлечься от того, что держат там за дело. Я попал в лагерь в 1949 г. за
хулиганство. Служил тогда на флоте, и мы, матросы, находясь крепко "под
балдой", увели служебную автомашину. Потом была драчка, полундра,
выяснение отношений с патрулями, мое выступление в зале вокзального
ресторана, где под соло барабана я пел свои песенки, разборка с
милицией... Короче, я получил четыре года, но ухитрился отсидеть на год
меньше, так как дал дуба "гуталин" (так зеки называли Сталина).
Находясь в зоне, думаешь не только о жизни лагерной. Небо открыто,
даже если оно в клеточку, мысли о воле свободны, надежда есть. Я был в
таких условиях, что мне даже стыдно говорить, насколько они человечнее
тех, в которых оказался Шаламов. Даже Солженицыну не снилось и сотой
доли того, что выпало Шаламову. А положительное уже хотя бы то, что тебе
нет никакой охоты попадать за колючку еще раз. Пусть даже это страх,
неважно, но он удерживает тебя от нарушения закона. Так, во всяком
случае, было со мной.
- Приходилось слышать, что в лагере нет притеснений но
национальному признаку, поскольку жизнь в камере не дает воли
националистическим проявлениям. Отсюда вывод: именно тоталитарное
общество держит людей в узде и не позволяет распоясываться...
- Конечно, можно законом запретить национализм, как, скажем, это
сделано в Германии. Но можно ли законом запретить свою неприязнь к