"Сергей Алексеев. Хранитель силы (Сокровища Валькирии 5)" - читать интересную книгу автора

равно было, куда он плывет.
И здесь, в трюме, в полной темноте, когда он перепутал день и ночь и
от боли в боку не засыпал, а находился в постоянной дреме, ему начали
сниться люди. Сначала тот человек-воин, такой же огромный, с мужественным
лицом и манящими руками, и будто имя ему - Атенон. Он никогда не слышал
этого имени, не встречал в книжках, а тут словно кто-то на ухо шепнул или
сам догадался - Атенон!.. Это - Атенон!
И как только у него появилось имя, будто прорвало: перед взором в
грезах стали проходить люди - незнакомые, древние, в белых одеждах с
красным или серебристым шитьем, причем одинакового покроя, что у мужчин,
что у женщин, но с разным орнаментом шитых узоров. Приходили старые,
молодые и подростки его лет, и все живые, осязаемые: они дышали, у них
были теплые руки и влажные глаза. Эти непривычные, сказочные люди будто бы
являлись откуда-то по воле Атенона, и так же уходили, если он уставал
смотреть на того или иного человека. Андрей сидел в замурованном
пространстве, и ему казалось, что люди приходят из неких подземелий, где
живут и по сей день. При этом он отчетливо понимал, что это не фантазии,
не грезы и не выдумка, потому что невозможно придумать или вообразить
живого человека с мельчайшими, характерными и гармоничными деталями,
никогда не повторяющимися в других людях. Иногда приходили одни и те же, и
Андрей узнавал их, и замечал перемены в выражении лица и одеждах. Бывало,
что седовласый старик приводил с собой ребенка, и тот играл рядом с ним
совершенно естественно и внимания не обращал на Андрея. А случалось, он
мгновенно стряхивал дрему, если, например, баржа резко сбавляла ход и
дергалась, но человек не исчезал - только замирал, превращаясь в картинку,
и ждал, когда он снова уйдет в забытье.
Единственное, что казалось ненатуральным, - люди все время хранили
молчание, и это напоминало немое кино.
Баржа двигалась на север, и с каждым днем в железном чреве
становилось холоднее. Он потерял счет времени и одновременно обнаружил,
что начинает видеть в темноте - по крайней мере, когда разогревался и
ползал по ящикам, видел их очертания и всегда точно возвращался на место.
Но скоро и это перестало помогать: иногда баржа становилась на якорь (он
думал, что наступила ночь), и когда трогалась, то по корпусу гремел лед и
в трюме стоял настоящий мороз и в банках с компотами тоже брякало.
От холода он не мог даже погрузиться в дрему, как это было раньше, и
люди подземелий не стали больше приходить, как бы он не напрягал волю. И
когда Андрею сделалось одиноко в промерзшем трюме, он начал стучать,
используя для этой цели жестяные банки с консервами. В первый прием (или
день) его никто не услышал, потому что в кормовой части на полную мощь
ревели дизели, а в носовую ходили редко - если становились на якорь или
причаливали. Он переместился к переборке (трюм был разделен на два отсека)
и бесполезно стучал там очень долго с монотонностью дятла.
После долгого перерыва - возможно, ночь прошла, люк неожиданно
открылся сам, поток ярчайшего света ударил в трюм и ослепил Андрея, Он не
видел, как спустили железную лестницу, и проморгался, когда женщина в
телогрейке, высунувшись из люка, кого-то звала. Прибежали четверо мужчин,
как потом выяснилось, вся команда, Андрея вытащили на палубу и унесли в
натопленный кубрик. Его не ругали, не читали морали - напоили горячим чаем
с водкой, потом накормили, переодели и уложили в теплую постель.