"Питер Альбано. Атака седьмого авианосца ("The Seventh Carrier" #5)" - читать интересную книгу автора

углубился в книгу санитар. Раненые, накачанные наркотиками, спали - никто
даже не постанывал во сне. Брент вдруг понял, что на Такии болеутоляющие
уже не действовали. Он, пересиливая невыносимые страдания, старался не
стонать, чтобы ему не увеличивали дозу седативных средств, затемняющих
сознание, - он хотел использовать момент просветления, чтобы убедить друга
помочь ему умереть достойно.
Брент всем одеревенелым корпусом повернулся к изголовью, где висел меч.
Потянулся, ухватясь одной рукой за ножны, а другой - за обтянутую кожей
рукоять, снял меч, резко лязгнувший о спинку кровати.
Санитар оторвался от своего романа.
- Головой... к северу... - прошелестел Такии.
Брент кивнул, словно тот мог его видеть. Будда умер, обратясь головой в
сторону севера, и лейтенант Йосиро Такии, как убежденный сторонник его
учения хотел последовать его примеру, надеясь, что это поможет ему достичь
райского блаженства в загробном мире - нирваны. Брент медленно развернул
кровать, но одно из ее резиновых колесиков от неосторожного движения
громко взвизгнуло, задев о линолеум.
Дневальный санитар, привлеченный необычным звуком, стал вглядываться в
полутьму палаты.
Брент, крепко стиснув рукоять, потянул меч, и клинок с высоким поющим
звуком, подобным звону малого храмового колокола, послушно вылез из ножен.
Санитар поднялся на ноги.
Брент, взявшись за эфес обеими руками, поднял меч к правому плечу и
произнес заупокойную буддистскую молитву:
- Смерть мгновенна, как всплеск волны. Возрождение ждет тебя, друг. Ты
пройдешь, Йосиро-сан, по Великому Пути, и Благословенный пойдет рядом. Ты
обретешь постижение четырех благородных истин, а с ними - мир... - И,
помедлив еще мгновение, добавил то, что помнил из "Хага-куре" не наизусть,
но стараясь передать смысл: - Тела в горах, тела в морской пучине, я отдал
жизнь за императора, и боги встретят меня улыбкой...
Санитар повернул выключатель, и в палате вспыхнул свет. Он взглянул в
дальний конец госпитального отсека и, вскрикнув "нет!", кинулся к двери.
Брент, ощущая, как впиваются в ладони резные серебряные накладки
рукояти, все выше и выше заносил над головой меч, принимая классическую
позу сражающегося самурая. Самурай входит в мир по обряду синтоизма,
покидает его так, как заповедал Будда. Такии сделал все, что было в его
силах, и совесть его чиста. Брент глядел вниз, на жилистую и тонкую
старческую шею. Это будет нетрудно. Перерубить ее легче, чем саженец
бальсы. Шаги за спиной приближались. Снова послышалось: "Нет! Нет!"
Брент улыбнулся:
- Прощай, друг.
Вложив в удар всю свою силу, он описал мечом сверкающий полукруг.
Девятислойный стальной клинок, изготовленный в семнадцатом веке
прославленным оружейником Йоситаке, не уступал дамасским - откован на
совесть, закален на славу, сработан тонко и точно, как драгоценное
украшение, остер и направлен, как бритва, и - ничего лишнего, как в
трехстишии хайку. Меч знал свое дело и запел в воздухе на высокой
хищно-ликующей ноте, оборвавшейся глухим стуком и хрустом рассеченных
шейных позвонков. Руки, направлявшие его, были так сильны, что меч не
только снес голову Такии, но и пробил матрас до самых пружин.