"Даниил Натанович Аль. Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы о молодых защитниках Ленинграда) " - читать интересную книгу автора

- Да разве бы мы стали класть на роту такое пятно! - воскликнул
Федотов. - Из-за лишней пайки пачкать память погибших товарищей?! У нас к
их памяти отношение священное. Ведь и бойца того я почему наказал? Не
потому вовсе, что он насчет вас усмехался. А потому, что веселиться возле
братской могилы нельзя... Только вчера на том самом месте мы положили в
оборону политрука нашего... Да что говорить, почти половина роты там
лежит... Закурить разрешите? - Федотов нервным движением надорвал уголок
пачки "Норда" и протянул мне.
- Спасибо. - Я взял тоненькую папиросу-"гвоздик".
Закурив от моей зажигалки и поблагодарив легким кивком головы,
Федотов сказал:
- Спрашивайте еще, товарищ подполковник. Времени у нас в обрез. Скоро
большой концерт начнется. Утренник, так сказать.
- Да, да, поспешим. Объясните, пожалуйста, в чем военный смысл
укрепления бруствера телами погибших людей?
- Главное укрепление не в том, что пуля такой бруствер не пробивает.
Главное в укреплении духа живых бойцов. Рубеж, который обороняешь вместе с
погибшим другом, разве оставишь?! Твой друг с тобой отойти не сможет. И
такое у каждого из нас чувство, что живы они, наши товарищи. И еще такое
чувство, что смерти в бою не будет. Кто как был здесь в роте, так в ней и
останется... Вот что главное. - Федотов крепко затянулся и закашлялся. - А
в общем, судите, если заслужил. Только я вместе с ними, которые в
бруствере лежат, на суд приду. Меня от них отделить никак невозможно.
Капитан замолчал и уставился в пол. Помолчал и я. Хотелось как-то
душевно откликнуться на его слова. Хотелось успокоить и ободрить этого
хорошего человека. Но я так и не решился это сделать. Побоялся, что не
сумею высказаться по-человечески просто, без привычной службистской
оглядки. Скоро мне пришлось раскаяться в том, что я не сказал капитану
Федотову тех слов, которые он заслужил услышать. Но в тот момент я прервал
молчание очередным вопросом.
- И последнее, капитан. Командир полка и командир дивизии знают
правду о ваших потерях и о характере укрепления вашего рубежа?
Ответа Федотова мне услышать не удалось. От близкого разрыва тяжелого
снаряда землянка сильно качнулась. Сверху нам на головы посыпалась
какая-то мерзлая дрянь. Жердь, упавшая с потолка, сбросила со стола
фонарь. Стало темно, как в погребе. Снаружи один за другим, то дальше, то
снова рядом, стали рваться новые и новые снаряды. Я выхватил из кармана
фонарик и при его свете увидел Федотова, надевавшего каску.
- Уходите, товарищ подполковник! Уходите! Незачем вам тут оставаться.
На артподготовку похоже! - С этими словами он выбежал из землянки.
Подняв фонарь, который, по счастью, не разбился, я зажег его и
кинулся собирать разлетевшиеся по полу заявления.
Глухой топот снарядов, ударявших в землю, треск близких разрывов, вой
и свист осколков, проносившихся в разные стороны над хлипким покрытием
землянки, - все сливалось в сплошную свистопляску звуков, жуткую и
отупляющую. О том, чтобы сейчас, в разгар артподготовки, обрушившейся на
этот участок обороны, куда-то двигаться, не могло быть и речи. Да и здесь,
в землянке, я мог погибнуть каждую минуту.
"Написать донесение! Хотя бы кратко, но чтобы все было понятно, -
пронеслось в моей голове. - Это мой долг перед капитаном Федотовым, перед